При этом уход за больными далеко не всегда осуществляли родственники. Нет, здесь все было устроено иначе. К больному прикреплялся лечащий и ведущий его врач, и этот врач постоянно находился в палате (как Арнис), и он же ухаживал за больным — при наличии автоматики это было вовсе не трудно и не отнимало много времени. Но он же и осуществлял лечение, причем всестороннее, и операции делал, и диагностировал, и назначал препараты, и сам же давал их с ложечки или вводил. Во всем этом не было ничего невероятного, тем более, что на одного врача приходилось одновременно не более трех-четырех пациентов (а если тяжелый — то один). Позже, когда Арнис стал уходить домой на ночь, Миран частенько с утра сам выполнял все процедуры для Ильгет (мытье, кормление, физиотерапия). Иногда ему помогала ученица — будущий врач, смугленькая молодая Эрлис.

Но в этом было что-то и пугающее. Если здесь, в больнице, вообще нет людей, выполняющих простые механические функции, это говорит о том, что и в обществе такие функции уже почти никто не выполняет. Так кем же и как устроится в этой жизни Ильгет?

Вернуться на Ярну? А может быть, ей и вовсе не разрешат здесь жить, вернут на Родину. Но ведь там ее сразу убьют. Ведь с сагонами на Ярне еще далеко не покончено. Да нет, разрешат, конечно. Арнис говорил, что на Квирине много эмигрантов. Это здесь в порядке вещей. Но что она будет здесь делать? Как зарабатывать на жизнь? Ведь и мужа нет... Какие-нибудь социальные пособия? Всю жизнь? Учиться — она, может, и смогла бы, голова ясная, память хорошая, но ведь ее никуда не примут, наверняка ярнийское образование здесь вообще ничего не значит.

И муж... Что там с Питой? Могли быть неприятности из-за меня. Только сейчас Ильгет стала понимать, что по-правильному решение бороться с сагонами нельзя было принимать в одиночку. Ведь Пите тоже из-за нее могло достаться.

Хотя, вспоминая последние его слова, Ильгет все же думала, что Пита выкрутится. Ну и правильно — пусть разведется, главное, чтобы он остался жив. Чтобы с ним ничего не случилось.

— Иль, ты что-то грустная. Болит что-нибудь?

— Да нет, Арнис. Все хорошо.

Он сел рядом с ней, провел ладонью по лицу.

— Вспоминаешь? Не надо...

— Да нет, я просто так... да не грустная я, Арнис. Я просто думаю.

— О чем?

— Думаю, как я жить буду, когда встану. Ведь и на Ярне я не могла никуда устроиться... как на жизнь зарабатывать.

Арнис внимательно посмотрел на нее.

— Иль, ты еще такая слабенькая... Еле шевелишься, а туда же... о карьере задумалась.

— Но ведь я встану? Ты говорил, я буду здоровой.

— Да, конечно, ты будешь здоровой. Не думай об этом, Иль. Поверь, на Квирине ты обязательно найдешь себе место. У нас не бывает безработных. У нас даже такого слова нет.

— А как же... ведь я ничего не знаю, не умею. Меня и учиться не возьмут.

— Это все у нас давно отработано, Иль. Существует эмигрантский минимум. Ну так же, как для школьников образовательный минимум, они его в 15 лет сдают. Эмигрантский попроще. Год тебе будут платить деньги, чтобы ты училась. За год выучить все, что нужно — нечего делать. Впрочем, тебе будут и дольше платить, мы тебя оформили через Военную Службу, у тебя уже сейчас на счету деньги лежат. Когда сдашь эмигрантский минимум, можешь выбирать любую профессию. Все, что хочешь. Хоть лингвистом, как ты была, хоть пилотом. У нас все можно. Но ты не торопись, Иль. Тебе сейчас в первую очередь о здоровье нужно думать.

— Ты сказал — пилотом, — произнесла Ильгет с замиранием сердца, — я не ослышалась?

— Конечно. Эстаргом быть — на Квирине нет ничего лучше, ничего почетнее. Хочешь летать — сколько угодно!

— Я тебе говорила, что в детстве мечтала стать летчицей?

— Ага, говорила.