|
Наточил инструменты, со знанием дела отобрал доски и за неделю отгрохал крыльцо. На резных столбах, с резными перилами, под старину, под купеческий терем. Работал с утра до вечера, молчком и как-то зло, сопел только и потел. Валентина Сергеевна позвонила Вилору: «Приезжай, посмотри, каков крыльцо Вадим построил!» – «А он может…» – ответил Вилор. И всю эту неделю Марину тоже отчего-то тянуло на дачу. Приедет, в саду копается или Вадиму помогает. «Роман! – сообразила Валентина Сергеевна. – Только больно современный, бессловесный…» Она ни в коем случае не собиралась препятствовать, ей нравился Вадим. Он напоминал Валентине Сергеевне Петра Смоленского, отца Вилора и деда Вадима: такой же порывистый, немногословный, с какой-то затаенной решительностью в глазах. «Пусть он немного встряхнет эту мокрую курицу, – думала Валентина Сергеевна, – это куда лучше, чем мои уроки воспитания». Вадим съездил ненадолго в город и вернулся мрачным. «Отсрочку дали до осени… – неохотно ответил на расспросы Вадим. – А отец кричит – в поле со мной поедешь! Обрадовался… Можно я у вас спрячусь здесь, пока отец на Урал не смотается? Я вам еще веранду построю…»
Следом за Вадимом примчался Вилор, да не один, а с Женей Морозовой, техником из партии. Какими судьбами ее занесло на дачу, Валентине Сергеевне было неизвестно, раньше она не приезжала, но тут начались превращения. Вадиму срочно захотелось ехать на изыскания, Марине же, наоборот, расхотелось так же резко. В этот же день она уехала в город и на даче больше не показывалась. Наконец Вилор с партией отправился на Урал, и Валентина Сергеевна стала искать мастеров, чтобы закончить проклятое строительство. А пока шли поиски, вечерами она сама мастерила новый заборчик. Вкопала столбы, купила и привезла штакетник, остругала его и начала городить. Через каждые два дня ей приходилось тащиться на последней электричке в Ленинград кормить Маринку, скандаля при этом. Маринка после побега Вадима на Урал окончательно «ушла в себя», «зациклилась», читала по ночам. «Что за ребенок! – ругалась Валентина Сергеевна. – Как жить-то ты будешь? Мы тоже влюблялись, но так не дурели…» – «Какая любовь, мама? – морщилась дочь. – Ваше поколение научили мыслить штампами».- «Ну, ну, мы дураки были набитые, а вы сейчас умные растете, да толку-то с ума вашею, ни себе, ни людям…» Уезжая, Валентина Сергеевна каждый раз предупреждала: закрывать двери и форточки, все-таки первый этаж, словно чувствовала, что обворуют. И обворовали. Вернувшись однажды поздно вечером, она застала удивленную, растерянную Марину и полный разгром в квартире. Ящики шкафов были выдвинуты, их содержимое горой валялось на полу, исчезли со стен деревянные и глиняные маски, привезенные Валентиной Сергеевной из разных стран, американские джинсы Марины, несколько импортных кофточек и главное – книги. Целиком пропал Дюма, от Бальзака осталось два тома, не было самых ценных книг. Вызвали милицию. Инспектор в гражданском долго осматривал квартиру, исследовал шкафы, стеллажи с коллекцией минералов, сувениры, оставшиеся после воров, и Валентине Сергеевне казалось, что похитители интересуют его меньше. «А это откуда?» – спрашивал он, показывая гондолу с гребцом. «Из Венеции…» – устало отвечала Валентина Сергеевна. «А это?» – «Из Японии…» – «А это?» – «С Колымы… С Хан-тайки… С Енисея…» Наконец инспектор установил, что воры проникли через форточку, а ушли через двери, что это наверняка работа группы Немого, и распрощался. – Ну наконец-то и у нас что-то случилось! – обрадованно вздохнула Марина. – Да, кстати, тебе еще письмо от Вилора Петровича… Валентина Сергеевна, расстроенная пропажей книг, давно и с трудом собираемых ею, разорвала конверт и нехотя стала читать. |
