Толстый турок никогда никуда не спешил, бег как способ передвижения не признавал, и поэтому Илья и Маргитка, идущие к трактиру, были крайне удивлены, увидев, что Мустафа несётся им навстречу, вспотевший, с сотрясающимся животом и вытаращенными глазами.

– Дэвла, что это с ним? - пробормотала Маргитка. - Мариам, что ли, себе кого получше нашла?

– Брат, куда рысишь? - спросил Илья.

Мустафа промчался мимо него, как тяжеловоз, пыхтя и сотрясая землю, и выпалил на ходу:

– За Мариам! Пусть поглядит, пока не кончилось!

Илья взглянул в сторону трактира. Там, под старым грецким орехом, действительно собралась нешуточная толпа, от которой доносились восхищённые вопли, ругань, смех и лошадиное ржание. Когда Илья с Маргиткой приблизились, крики стали отчётливее:

– Давай, Роза! Эй, Чачанка! Смотри не падай!

Илья раздвинул локтями толпу - и увидел нечто невообразимое. Перед трактиром, делая широкий круг по двору, галопом носился тот самый красавец-жеребец чистой золотой масти, которого неделю назад на аркане притащил в посёлок Васька Ставраки. Все эти дни конь был на языках не только у поселковых барышников, но и у городских ценителей лошадей. Он был редкой красоты, с тонкими и сильными ногами, подобранной грудью, богатым хвостом, слегка удлинённой спиной, маленькой и сухой породистой головой.

Проблеск белка в углах фиолетовых глаз говорил о своенравном характере, в чём за неделю Васька убедился полностью. При посредстве всех знатоков округи он несколько дней пытался укротить бешеную скотину, но пользы не было никакой. После того как с жеребца три раза сорвался молдаванин Белаш, пять раз - коновал с Ближних Мельниц кривой Остап и раз двадцать - сам Васька, было решительно установлено: чёртовой твари дорога только на бойню.

Золотой жеребец не давал приблизиться к себе: фыркал, храпел, дико скашивал глаза, дёргался и лягался, и даже Илья, раз взглянув на него, не стал и пытаться. Сказал Ваське: "Без толку. Норовистый, как чёрт. Татарам продавай." Продавать татарам такую красоту Ваське не хотелось, он рассчитывал сбыть породистого скакуна какому-нибудь богатому знатоку в Одессе, но необъезженная лошадь сильно теряла в цене, и Васька не спешил подыскивать покупателя, всё ещё надеясь обломать строптивца. И сейчас Илья не верил своим глазам: неукротимый золотой галопом нёсся по кругу, словно в цирке, а на его спине, сжав бока коня коричневыми исцарапанными ногами и гикая, как кабардинский мальчишка, сидела Роза Чачанка. Испуга на её лице не было и в помине:

было очевидно, что Роза упивается скачкой. Более того - понаблюдав за ней с минуту, Илья увидел, что бешеная баба показывает джигитовку: она то запрокидывалась назад, почти ложась на круп лошади, то на лету срывала лист с грецкого ореха, то, свешиваясь до земли, подхватывала прямо из-под копыт гальку, то, как в пляске, била плечами. Пробормотав: "Вот шальная…", Илья ткнул кулаком в бок стоящего рядом Лазаря и потребовал объяснений. Лазарь долго отмахивался и орал по-гречески, но в конце концов сбивчиво поведал следующее.

Ранним утром Васька Ставраки, ругаясь и размахивая кнутом, на верёвке приволок рыжего жеребца к трактиру. Там его, по уговору, ожидал высокий и длинный, худой, как щепка, сэрвицкий цыган Федько из Одессы, клятвенно пообещавший Ваське объездить упрямую тварь.

Разумеется, ничего не вышло и у Федька: раз за разом он оказывался на земле. К тому времени к трактиру начали сходиться вернувшиеся с раннего лова рыбаки, собралась толпа, Федьку помогали советами, подбадривали, но ничего не помогало.