Из-за двери ответили - кто.

– А чего ты так кричишь? Входи. Нет, подожди немного, я…

Настя не договорила. Дверь разверзлась, и на пороге, как карающий серафим, вырос Митро. Было очевидно, что он сам недавно с постели, рубаха его была застёгнута кое-как, волосы взлохмачены. В руках он держал скомканный лист бумаги.

– Это что такое, чёртова кукла?! - завопил он, врываясь в комнату и размахивая листком. - Что это такое, а?

– Не знаю, - пожала плечами Настя. - Покажи.

– Не знает! Не знает она, проклятая! О-о-о, за что мне это наказание небесное!

Митро забегал по комнате. Настя озадаченно следила за ним глазами.

Через минуту потянула было к себе платье с кресла, но Митро заметил её движение, одним прыжком оказался возле кровати, вырвал платье из рук сестры, швырнул его на пол и гаркнул так, что закачалась люстра:

– Отвечай - почему Сбежнев уехал?!

Настя приподняла брови. Вздохнув, спросила:

– Уехал, значит, всё-таки?

Митро, не находя слов, закатил глаза. Помедлив, Настя снова потянулась за одеждой. На этот раз ей удалось даже накинуть платье на голову, но в тот же миг Митро сорвал его.

– Зачем ты это устроила? Отвечай, дурища, зачем?!

Настя резко встала. Оттолкнув брата, вырвала у него из рук своё платье, ушла с ним за ширму, и туда Митро бежать за ней не рискнул. Нерешительно постояв на месте, он набрал было воздуху для очередной гневной тирады, но, подумав, с шумом выпустил его. Сел в глубокое кресло у окна и, косясь в сторону ширмы, проворчал:

– И нечего глазами сверкать, дура и есть… Опять человеку жизнь испортила, бессовестная! Чуть свет из гостиницы смылся, будто не князь, а босота какая беспортошная…

– Ты откуда знаешь?

– Так он же меня разбудил! Вытащил из-под одеяла, кой-как посадил и ну объяснять, что не может уехать, ничего не объяснив, не хочет, мол, чтоб я о нём худое думал… А я в себя прийти со сна не могу, ничего не понимаю, только глазами хлопаю и говорю: "Как ваша милость сама разумеет…" Ну, понял он, наконец, что от меня толку мало, сел к столу и давай писать… Передай, говорит, Настасье Яковлевне. Тут уж я опомнился, прыгнул к нему. Не уезжайте, говорю, Сергей Александрович, все бабы дуры, и Настька тоже, она пожалеет ещё… Куда там! Улыбнулся - и за дверь! Не бежать же мне за ним босиком было!

– Где письмо? - из-за ширмы протянулась рука.

– На… - Митро, насупившись, сунул в руку измятый листок. Чуть погодя Настя взглянула через верх ширмы. Грозно спросила:

– Ты что, читал?

– Знамо дело. Он его, между прочим, и не запечатал…

– А совесть у тебя есть?

– Про совесть молчала бы! - снова вскинулся Митро. - Ну, поглядела? Рада?

Успокоилась, наконец? Избавилась?! И что вы, бабы, за стервы за такие, одно от вас несчастье приличному человеку, право слово… Что вот ты теперь делать будешь, что?

Настя показалась из-за ширмы, аккуратно складывая письмо Сбежнева.

Митро свирепо взглянул на сестру; увидев на её лице улыбку, изумлённо заморгал. Вздохнул, пожал плечами. Взявшись за голову, спросил:

– Ну что ты за проклятье на мою голову, Настька, а? И почему у тебя всё не как у людей? Князь - и тот негоден оказался. Одного подай - конокрада таборного… А стоит ли он тебя, поганец?!

Настя молча положила письмо Сбежнева на край постели. Села на ручку кресла, в котором сидел брат, взъерошила ладонью волосы Митро, погладила по плечу.

– Не ярись. Ещё слава богу, что сейчас всё решилось. А то могла бы и из-под венца сбежать.

– Могла бы, тебе не впервой! - буркнул Митро. - Ну, в Москву-то с нами возвращаешься? Или своего голодранца искать, хвост задравши, побежишь?

Смотри, после этого на глаза мне не показывайся!

Настя молчала.