|
.. Стоило шлюпке с "Радуги" причалить к берегу, как она бросилась ему на шею. Что с того, что вокруг столпились любопытные! Одно было сейчас важно для нее: убедиться в его присутствии, ощутив его тело, его тепло, оказаться в его объятиях, прильнуть щекой к его обветренной, загорелой щеке, почувствовать, как упоительны его губы, так хорошо ей знакомые! Живое тело! Живой человек! При каждой встрече после долгой разлуки ее охватывало ликующее чувство избавления. Нет, на сей раз она дает себе священную клятву, что никогда больше не отпустит его, даже на несколько недель! Он чуть отстранился, чтобы лучше вглядеться в ее лицо, озаренное наивной, искренней радостью. В его карих глазах поблескивали чуть насмешливые искорки, которые зажглись и в глазках Раймона-Роже, когда малыш впервые в жизни засмеялся. - Слава Богу, что мы в Новой Франции, а не в Новой Англии! Там бы нас на два часа привязали к позорному столбу за святотатство! О, как она обожает его улыбку, улыбку графа Тулузского!.. Пускай она ведет себя не так, как подобает великосветской даме-француженке. Тадуссак, старый пушной форт, расположенный в устье реки, по которой можно за какой-то день добраться до самых диких мест на свете, совершенно не располагает к соблюдению этикета. Да и кто здесь ужаснулся бы их естественному порыву? Конечно, не их друзья и не здешние независимые французы! Любовь, связывающая их, которая порой удивляла окружающих, а порой вызывала даже зависть, была для их близких, для всех тех, кто пользовался их покровительством, - а таких становилось все больше - залогом безопасности, гарантией постоянства и грядущих успехов. Сперва они относились к ней с настороженностью, как того и следовало ожидать от моряков и от воинов, однако мало-помалу Жоффрей и она стали восприниматься как неразрывное целое, как талисман. Люди, бывшие с графом де Пейраком на Сагенее, провели это время в тревоге. Ясное дело, мужчины никогда не признаются в таких чувствах. Однако теперь, когда "они" снова были вместе, когда "она", их "дама с Серебряного озера", прибыла к месту встречи с точностью до дня и когда счастливая пара, обнявшись, благосклонно внимала крикам "ура" моряков и жителей Тадуссака, теперь можно было вздохнуть свободно: опасность миновала. - Так что же ирокезы? - Пришлось с ними повидаться. Они шли под водительством Уттаке по озеру Мисстассини. Можно было подумать, что меня-то они и дожидались. "Между нами, Тикондерога, существует незримая нить, которая никогда не обрывается, где бы она ни пролегала - среди рек, в пустыне или в горах". После долгих переговоров и несчетного числа выкуренных трубок Уттаке вручил графу де Пейраку ожерелье со словами: "Это ожерелье - символ моего обещания: я не пойду на французов войной. Так будет до тех пор, пока они останутся верны белому из Вапассу, тому-кто-заставляет-греметь-гром, Тикондероге, моему другу". Значит, надежды, возлагаемые Анжеликой на Новый Свет, - что там можно будет начать новую жизнь, предав забвению все, что разбило жизнь прежнюю, что там они сумеют раскрыться, проявить себя, - надежды эти были далеко не иллюзорными! Беды все больше шарахаются с их пути! Единственными штрихами, омрачающими картину будущности, оставались те двое, которые как будто преданы смерти. По крайней мере, живые считают их умершими... Как ни парадоксально, Анжелику все еще не отпускал страх, что эти мертвецы будут вести с ней еще более непримиримую борьбу, нежели та, на которую они были способны при жизни. |
