|
С той только разницей, что в этом реальном аду демоны, как и ранее ангелы, говорили по-английски. Ибо, как только завершились неистовством сопения и вздохов судороги и подергивания этой белой ноги, с которой соседствовала явно мужская нога, раздался голос, произнесший по-английски: - Я пропала! Так же, как и вы, Харри Бойд. Ад, казалось, свелся к этой единственной испуганной паре, тогда как другие угадываемые ею формы вполне могли бы означать отдыхающих в коровнике коров или овец в овчарне. Анжелика, уставшая от бреда, желая положить конец злополучному абсурду, донимавшему ее этими странными видениями, попыталась привести в действие два века, которые ей надо было просто-напросто поднять, и она вложила все силы в это трудное дело, ибо свинцовые веки ее слиплись, спаялись насмерть. И вот в нее проник свет. Невероятно медленно она открыла глаза, узнала полог над кроватью, вышитых шелковых птиц, неотступно преследовавших ее в страданиях и лихорадке. Свет сладкий, как мед, в ночнике из тонированного стекла, озарял альков. Музыкальные ноты... Это дождь, звонко капающий за окном. С невыразимым усилием она повернула голову, чтобы не видеть больше птиц, которые начали уже расправлять шелковые крылья, и увидела ангелов, на сей раз в одиночестве сидящих у ее изголовья и наблюдающих за ней. Это не удивило ее. Из ада - в рай. Однако рай - это не Небеса, подсказал ей затуманенный рассудок, всегда отвергавший пассивность и вновь вступавший в свои права. Рай всегда на земле. Как, впрочем, и ад. Рай - это земное счастье, таинственным образом отделившееся от вечного блаженства. Глядя на этих столь прекрасных существ, расположившихся у ее изголовья, склонившихся друг к другу, так что их белокурые волосы переплетались в самозабвенном порыве, сближавшем их усталые головы, она поняла, что ей было ниспослано откровение: ничтожная часть чего-то запредельного, казалось, приоткрылась ей, возносившейся к вечному свету. В этот миг небесные посланцы взглянули друг на друга. Свет, лучившийся из их ясных глаз, преобразился в страстное выражение ослепительной признательности, и по их тонким и таким близким очертаниям, вырисовывавшимся в золоте горящей лампы, она поняла, что их губы, не ведающие проклятия телесности, часто сближаются. Буква А на их груди, лучистая пунцовая буква, разрасталась до огромных размеров, образуя слово, красное, фосфоресцирующее слово - ЛЮБОВЬ. "Так вот оно, - сказала она себе, - это новое знамение. Я его не понимала раньше - любовь". Пронзительная правда, прежде искаженная, неполная, непризнанная, властно заявляла о себе, запечатлевалась в огненных буквах: В духе, Но посредством тела Утверждается Любовь. - Она проснулась! - Она пришла в себя! Ангелы перешептывались по-прежнему по-английски. - Моя возлюбленная сестра, ты узнаешь нас? Ее удивило это обращение на "ты", к которому, как ей говорили, прибегали на английском, лишь обращаясь к Богу. Они склонялись над ней, ее пальцы ощущали шелк их пышных волос. Значит, это не сон. Следовательно, с их помощью она стала хранительницей великой тайны. Они обменялись взглядом, в котором сквозила ликующая радость. - Она возрождается! - Позовите Черного Человека. Опять Черный Человек! Неужели ей снова предстоит погрузиться в это сумрачное безумие? Анжелика устала от бреда, от бесконечных трансов. Она ускользнула, вверившись сну, как вверяются материнской груди. |
