|
- Ибо в эти часы забытье было даровано вам, а не мне. Есть страдания, которые парализуют память, способность суждения. Вы оказались их жертвой. Я же пережил всю бесполезность своего здоровья, своей силы перед лицом вашей слабости и угрозы смерти. Разумеется, и для меня жизнь опустела и обесцветилась, стала мучительнее и опаснее, чем во время самого свирепого урагана или беспощадной битвы. Но я ни на минуту не забывал, что в ней оставались вы, и лишь это имело значение. Спасти вас и ваших малюток, а также Онорину, которая никогда бы не пережила вас. Такой исход я не имел права не только допустить, но даже предположить. Взяв на себя ответственность за ваше спасение, я... оставался безоружным. - И тогда он приехал за нами, - сказали Рут и Номи. - Кто? - Черный Человек! Французский пират из Голдсборо. (Они прыснули от смеха.) Это всего лишь шутка!.. Никакой он не пират и не Черный Человек! Мы любим его. Теперь, когда она знала их историю, она могла представить себе Жоффрея де Пейрака, торопливо идущего к проклятой хижине на опушке леса в сопровождении небольшого отряда под шелестящим сводом деревьев в сумраке гигантских салемских вязов, остановившегося перед выложенным из камней кругом. Он упал на колени, он, отказывавшийся склониться даже перед королем, и прокричал, протягивая руки к дому колдуний: " Придите! Придите! Заклинаю вас, мои возлюбленные сестры! Спасите моего умирающего сына!" Анжелика улыбалась, глядя на Ремона-Роже. Это крошечное существо, только-только родившееся, даже не нареченное, уже было для него умирающим сыном! - Вы знали об их существовании? Вам было известно об их даре? Вы были с ними знакомы? - О! Мне кое-что известно обо всех американских секретах, - со смехом сказал он. - Это входит в мои обязанности! Если я хочу сохранить и спасти своих близких на этой дикой земле, я просто должен знать тайны Америки... Ее настоящие тайны. Признания, которыми они обменивались, еще не были откровенностью в полной мере. Но способствовали большему сближению, и совместно пережитая трагедия побуждала их к тому, чтобы обнажить друг перед другом такие грани, которые до сих пор не осознавались ими. Их увлекало внезапное воодушевление, прояснявшее ум и раскрепощавшее сердца, выгодно отличавшееся от хмельного напитка, способного лишь на короткое время преобразить облик мира. Анжелика была взволнована, хотя ни словом не обмолвилась о причине своего беспокойства. Она боялась узнать, что наговорила в бреду, но еще больше страшилась вникнуть в смысл пережитого. "Если перед кем-нибудь проносится вся его жизнь, - думала она, - то это происходит для того, чтобы можно было либо изменить ее, либо понять, что она не обладает тем значением, которое ей приписывалось. Капелька воздуха на светлой поверхности". Ибо то, что она вновь испытала: Алжир, охваченный пламенем замок, ирландская матрона у ее изголовья, обращающаяся к ней со словами "Верьте мне, сударыня", - все это не имело никакого значения и мучило ее лишь по причине отсутствия Жоффрея и вновь возникшего страха потерять его навсегда. Все остальное давно уже изгладилось из памяти. Ибо вычеркнуто, забыто то, что уже не причиняет нам страданий. Не привиделось ли ей все это, чтобы дать понять, что она вступила на ложный путь? - Мне знакомы такого рода "путешествия", - сказал он. - Мне тоже доводилось совершать их во время болезни, при приступах невыносимой боли, причиняемой чересчур усердным палачом, или находясь, под гипнотическим воздействием какого-нибудь восточного мистика - что куда интереснее. |
