Оливер отодвинул в сторону свою тарелку. У него не было никакого аппетита. Он обманывает этих честных людей, и то, что они не замечают этого обмана, не вызывало у него никакого восторга.

– Вы – хороший человек, Оливер. Я не говорю, что у вас нет ничего, о чем вы бы предпочли забыть, но ваше сердце чисто. И вы чрезвычайно умны и образованны. Быстрый, хорошо натренированный ум – дар, который я очень высоко ценю. Все это и заставило меня выбрать вас тогда, когда я вовсе не собирался кого-либо выбирать.

– Спасибо, сэр, – тихо произнес Оливер. Что бы ни произошло, он должен отыскать способ причинить как можно меньше вреда Эдлерам.

– У меня сильная интуиция, – продолжал профессор. – На нее-то я и полагаюсь, делая то, что большинство людей сочли бы безрассудством. Посмотрим, прав ли я на этот раз, Оливер. Посмотрим.

Он поднялся, подошел к камину и позвонил в колокольчик. Через несколько мгновений появился Гэмбл, старомодный дворецкий Эдлеров. Он склонился так низко, что ему пришлось закатить глаза вверх, чтобы видеть своего хозяина. Его морщинистое лицо светилось неизменной доброй усмешкой.

– Доброе утро, профессор.

– Гэмбл, – сказал Эдлер, – пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы мисс Эдлер и миссис Фрибл присоединились к нам.

– Миссис Фрибл? – озадаченно спросил Оливер.

Глаза профессора блеснули.

– А как вы думаете, кого я имел в виду, когда говорил о всплеске эмоций? Не Лили, конечно. Чем скорее, тем лучше, Гэмбл. И пожалуйста, попросите миссис Виллис подать свежего чая и прочего.

Гэмбл ушел.

Через несколько минут, в течение которых Оливер и профессор тщетно старались найти тему для разговора, чтобы заполнить тишину, отворилась дверь и вошла Лили.

Оливер встал. Только слепой не увидел бы, что ее улыбка была предназначена ему, и только ему. Она, улыбаясь, кивнула, разрешая ему сесть.

Из ее небрежно заплетенных кос, уложенных над ушами, выбивались пряди, но она воткнула в каждую из них по бутону белой розы, которые делали ее восхитительно свежей и юной.

– Ты нынче недурна, – сказал профессор Эдлер чрезвычайно сердечно. – Свежа, как эти цветы в твоих волосах, моя дорогая.

– Спасибо, папа.

– Ты очень хорошенькая, Лили, – шепнул ей Оливер. – Розы тебе идут.

Она слегка подрумянилась, но это не могло скрыть ее усталости. Под ее выразительными глазами залегли темные круги. Ее утреннее желтое, в мелкий белый горошек, муслиновое платье сидело на ней как-то неловко, словно с чужого плеча. Уже не в первый раз у Оливера возникало ощущение, что наряды Лили уже отслужили свой срок.

– Это платье, – сказал профессор, будто подслушав мысли Оливера. – Я его видел раньше?

Лили теребила конец голубой ленты, повязанной вокруг талии как пояс. Эта лента абсолютно не гармонировала с платьем.

– Мирта давно собиралась отдать его кому-нибудь. Она была столь добра, что предложила его мне. Я так ненавижу всю эту суету с модистками и весь этот вздор, папа. И я его с благодарностью приняла. – Она подергала ленту на своей талии. – А это была моя идея. Я подумала, что его нужно чем-то оживить.

– Пожалуй, – сказал профессор. – Все окрестные леди, без сомнения, будут тебе завидовать. Что скажешь, Оливер?

– Несомненно. – То, что на ней было надето, представляло для него интерес лишь постольку, поскольку служило выражением ее натуры. Она не была тщеславна.

Глухой удар возвестил о прибытии миссис Виллис, экономки. Она неизменно отказывалась доверить кому-нибудь из более молодых слуг прислуживать хозяину во время завтрака.