..Мисс Анастасия..., ― силы покинули ее и, Бетси впала в забытье.
Лошади бежали быстро, Шон подгонял их. Виктор сидел на краешке скамьи, придерживая заболевшую девушку, что хотела представиться, но так и недоговорила. Джентльмен изредка поглядывал на лежавшую служанку. Голова той моталась, под узлом от чепца он обнаружил темный синяк, видимо, госпожа не отличалась мягким нравом и обижала свою горничную.
Что они делали на дороге в темноте? Хотя еще не слишком поздно, но вечер и лесной путь ― не место для прогулок.
Хорн обратил внимание, что служанка неплохо одета, сапожки из кожи на шнуровке хорошего качества, довольно модная блузка и добротная дорожная юбка. Похоже, мисс Анастасия колотила и щипала свою служанку. А после раскаивалась и одаривала вещами.
Как хорошо, что у его Агнесс не столь вздорный бурный темперамент.
Наконец, после нескольких поворотов коляска остановилась. Виктор спрыгнул, не дав дворецкому помочь себе, приказал устроить девушек в гостевых комнатах и оказать посильную помощь. Понадобится ― пусть взывают доктора. А сам отправился в кабинет к отцу.
Лорд Хорн поднялся, приветствуя сына.
― Что Агнесса? ― не здороваясь, спросил Виктор.
― Ты опоздал. Вчера они уехали в Европу.
― Я догоню и убью его.
― Не думаю, ― спокойно возразил отец. ― Это неразумно. Мы встречались накануне венчания. Агнесса приезжала к нам сказать, что выходит замуж по любви, счастлива и желает тебе того же.
Виктор прошел к столу и сел.
― Выпей, старина, ― отец поставил перед сыном графин с коньяком и вышел, предоставив отпрыску возможность побыть одному.
Молодой человек довольно долго сидел, не шевелясь, не притрагиваясь к напитку, похоже, не осознавая, где он. Чувства гнева, обиды, жалости к себе накатывали, отступали и вновь возвращались.
Ярость уходила, оставались лишь горечь и разочарование. И еще боль. Сердце так сильно болело, что в какой-то момент умерло, и на его месте осталась лишь пустота.
― Выпей, старина, ― повторил он слова отца, когда буря эмоций улеглась, изредка поднимая муть со дна души.
«Выпью. Пропущу стаканчик за то, что ярость покинула меня. Нет, это будет второй тост, а первый за дамочек, покидающих мужчин. За всех Агнесс мира! Ярость, она дама, она покинула меня. Третий тост за утрату. Она тоже из их числа. Следующий за лживость. Какой он? А, третий! Ура ей, она тоже леди! И, конечно же, тост за любовь. И она женщина. Какой счет у нас, мистер графин? Ты не сдаешься?» Виктор бормотал вслух.
― Давай, друг, за измену. Она тоже дама. Какое глубокомы..., глобуко...глубокое замечание, это надо записать! Все, что могут нам принести женщины, носит их имена ― красота, мука, измена.
Бокал выскользнул из руки и покатился по ковру. На дне графина осталось несколько капель. Виктор встал.
― Этот тост я выпью стоя со всем уважением и почтением к почившему в бозе сердцу Виктора Хорна. Аминь.
И он швырнул графином в окно, но, видно, не суждено было сегодня чему-либо разбиться, графин шлепнулся в кресло, стоящее у окна, и тихо скатился на ковер.
―Браво, даже хрусталь прочнее сердец.
Виктор стоял, покачиваясь, мысли тяжело ворочались, и от них распалялась в груди ярость.
«Какие лживые, подлые и коварные существа окружают мужчин. Рядятся в красивые платья, украшают свои тела драгоценностями и мехами, чтобы никто не догадался, что они не имеют души. Они оболочка! Дьявольски хитрая, чаще всего, красивая и уж точно соблазнительная оболочка. Лживые кокетки. Играют сердцами мужчин. Забавляются, подают надежду, а после выходят за более титулованных и богатых. Изящной ножкой, обтянутой в шелковый чулочек, в туфельке на высоком каблучке, небрежно наступают на сердце мужчины, и то разбивается».
― Я буду мстить вам всем! ― бормотал Виктор, раскачиваясь посреди кабинета.
Молодой человек забыл, что хотел поднять графин и бросить в камин, чтобы тот разлетелся. |