– Когда привели приговор в исполнение?

– Двадцатого апреля сорок пятого года. Американцы уже вошли в Баварию, поэтому из Берлина, пришел приказ казнить всех заговорщиков. Это поручили мне и моим товарищам. К тому времени я получил чин сержанта, хотя в лагерь прибыл рядовым, поэтому и был в нашей группе главным. А закопать тела мы поручили заключенным. Среди них оказался и тот глазастый Гартштейн, черт его побери! Потом нам приказали гнать узников на юг. А в пути мы узнали, что фюрер покончил с собой. Тогда офицеры нас покинули, а заключенные стали разбегаться в леса. Кое‑кого из них мы, сержанты, постреляли, но потом поняли: идти дальше нет смысла. Ведь все кругом заняли янки.

– И последний вопрос о Флоссенбурге, сержант. Если там поднять голову, что видно?

– Небо, наверное, – озадаченно проговорил Миллер.

– Да нет, глупец вы этакий, не вверху, а на горизонте!

– А‑а, вы, наверное, имеете в виду развалины замка на холме, так?

Адвокат кивнул и улыбнулся.

– Кстати, его построили в четырнадцатом веке, – заметил он и подвел итог. – Хорошо, Кольб, допустим, во Флоссенбурге вы служили. А как вам удалось спастись?

– Дело было так. Распустив заключенных, мы пошли кто куда. Я наткнулся на рядового из вермахта, стукнул его по голове и снял с него форму. А через два дня меня схватили янки. Я оттрубил два года в лагере для военнопленных, но на всякий случай сказал, что служил в армии, а не в СС. Ведь тогда, знаете ли, ходили слухи, будто янки расстреливают эсэсовцев на месте. Потому я и соврал.

Адвокат выдохнул сигарный дым и сказал:

– Так поступали многие, – а потом спросил: – Имя вы не изменили?

– Нет. Хотя документы выбросил – в них значилось, что я служил в СС. А вот фамилию менять не стал. Решил, простого сержанта искать не будут. А казнь Канариса в то время казалась всем пустяком. Это уж потом его сделали героем, а то место в Берлине, где казнили главных участников заговора, превратили в мемориал. Но к тому времени Федеративная республика уже выдала мне документы на имя Кольба. Впрочем, не опознай меня этот санитар, ничего не случилось бы, а раз он меня узнал, никакое ложное имя не спасет.

– Верно. А теперь повторим кое‑что из пройденного вами в Дахау. Начните с клятвы преданности фюреру.

Допрос продолжался еще три часа, и Миллер мысленно поблагодарил Остера за требовательность. Петер даже вспотел, но отговорился тем, что недавно перенес тяжелую болезнь и весь день не ел. Наконец, когда уже близился вечер, подозрения адвоката рассеялись.

– Так чего же вы хотите? – спросил он Миллера.

– Мне нужны документы на новое имя. Я изменю внешность – отращу волосы, усы подлиннее – и устроюсь на работу где‑нибудь в Баварии. Я же искусный пекарь, а людям нужен хлеб, верно?

Впервые за время разговора адвокат расхохотался.

– Да, мой дорогой Кольб, людям нужен хлеб. Итак, слушайте. Обычно на таких, как вы, мы время и деньги не тратим. Но раз уж вы попали в беду не по своей вине, раз вы казнили предателей рейха, я постараюсь вам помочь. Но мало переменить имя в ваших водительских правах. Вам нужен новый паспорт. Деньги у вас есть?

– Ни гроша. Я даже к вам добирался на перекладных.

Адвокат протянул ему банкноту в сто марок.

– У меня вам оставаться нельзя, а новый паспорт придет не раньше, чем через неделю. Я отошлю вас к своему другу. Он и выхлопочет вам паспорт. Живет он в Штутгарте. Вы сначала устройтесь там в гостиницу, а потом идите к нему. Я ему позвоню, он будет вас ждать.

Адвокат написал на листке несколько слов и передал его Меллеру, сказав:

– Его зовут Франц Байер. Здесь его адрес.