– Как его зовут, твоего страшного человека?

– Игорь его мирское имя, а кличка – Аспид. Аспид? Чуешь, какое имя, жуть берет.

Аспид жил в комфортабельнейшем кооперативном доме театральных деятелей. К театру он имел лишь то отношение, что крал отовсюду в больших количествах иконы и часть их сбывал артистам и режиссерам. В сверкающей лаком и полировкой двухкомнатной квартире собралась у цветного телевизора идиллическая дружная семейка: Игорь Аспид, его десятилетняя дочь и жена Алочка, кошкообразная крещеная блондиночка. Ничего об иконных склонностях хозяина не напоминало в его цветущем международным комфортом нивелированном семейном гнездышке.

Мариан, всегда ко всем безразлично ласковый, явно тушевался и лебезил перед Аспидом.

Аспид был среднего роста стройный блондин с жестоким волевым ртом и прозрачно серыми глазами. Поперек лица у него пролегли ранние саркастические морщины. Он напоминал не то летчика в отставке, не то… не то какого то полувоенного человека, причастного к каким либо карательным акциям.

«Вот идеальный тип для… для бельгийского наемника в Конго, – подумал Федор под его пронизывающим взглядом. – Да, да, в нем есть что то от того, кто будет убивать негритянок и их детишек и сдирать с них жадными руками браслеты и украшения. Впрочем, я искал такого. Но до чего законченный тип преступника!»

Аспид строгим голосом приказал Мариану:

– Ты, Марианчик, пока посиди и погляди в гляделку. Ты ее, знаю, не любишь, но погляди, а мы с Федей поговорим. Да, знаешь новость, Эдик засыпался. Взяли. Прямо в церкви. Кража со взломом.

Мариан закудахтал:

– Да, всюду развалины человеческих существований. Что делать? Таков наш удел в наш век. Мы все стали жуликами. Могли бы быть бакалаврами изящных искусств и магистрами стилистики, а стали просто ворьем. Мы ведь все – ворье.

– Не смущай Алочку, она к тебе никак привыкнуть не может, – и Аспид увел Федю на кухню.

Федя, заикаясь от волнения, рассказал Аспиду все, что он знал об утаенной ризнице, о тетушке, о настоятеле. Он не назвал только фамилий и места действия.

Аспид, внимательно все выслушав, хищно заметался по кухне.

– Поздно, поздно этим занялись. Родился я поздно. Мне бы иконами до войны заняться, а не сейчас. Тогда все под ногами лежало: бери – не хочу. Поздно. И твое дело не сейчас делать, а лет тридцать назад. Монашек бы этот – полкан, пес цепной был бы жив. Мы бы полкана в рясе в дело взяли, а если бы стал барахтаться – примочили бы, и в прорубь! Пятьдесят процентов предлагаешь? Идет. – Аспид ударил его по руке. – Дело в общем сомнительное, но куш… куш может быть солидным. Ничего больше Голубкову не говори, да и Марианчику не надо, хотя он у нас – голубь ясный, душа чистая, вымирающий русский идеалист. Ну, теперь, Федя, координаты точные выкладывай. Поедем вместе, возьмем машины, ребят верных и попотрошим, – узнав координаты, Аспид радостно засмеялся. – Спасский монастырь, значит? Я давно о нем подумываю. Meсто довольно отдаленное. Туда всякой шатии братии вроде бы не забредало. Эти места у меня в перспективном плане есть. Ты – научный работник? Это хорошо. Будешь разрабатывать операцию научно. Что, думал, у нас тяп ляп и готово? Нет, сначала литературку изучим, маршрут отработаем, а потом и двинем. Теперь ты в деле, возьмем или не возьмем ризницу, обо всем, что услышишь, увидишь и узнаешь – ни ни, ни гу гу, молчок.