Изменить размер шрифта - +
Экипаж и уличный мальчишка, который держал под уздцы лошадей, находились в поле его зрения, но происходящее вокруг скрывала от него многолюдная толпа, наводнившая площадь. Из таверны мадам Коксэдж доносился какой-то шум, и кучер поинтересовался у своей соседки по столу, грязной, потасканной бандерши, что там случилось.

— Наверное, судебные исполнители устроили облаву. Обычно там собираются молокососы, напиваются и дебоширят. Стыдно сказать, а ведь многие из них лорды. — Она крякнула и осушила свою кружку. — Так что судьям придется закрыть глаза на их бесчинства. А вот шлюхи, как водится, пострадают.

Бандерша недоуменно заглянула в пустую кружку и кряхтя поднялась.

— Этот чертов эль ни минуты не держится в организме, — пробурчала она.

Сводня спустилась на мостовую и жестом подозвала золотаря, который стоял неподалеку с бадьей и ширмой. Он суетливо подбежал к ней и с благодарностью принял из ее рук медную монету, потом установил бадью на мостовую и развернул ширму. Женщина с довольным видом скрылась в импровизированной уборной.

Кучера Джона мало интересовало это зрелище, которое в любое время суток можно было увидеть на каждом углу. Он не спускал глаз со своей упряжки, в то же время прислушиваясь к нарастающему гулу из таверны мадам Коксэдж: топоту бегущих ног, ругани и женским визгам. Проклиная все на свете, кучер вышел из-под навеса кафе и вернулся к экипажу, влез на козлы и стал наблюдать за происходящим в другом конце площади.

Ему удалось разглядеть не многое: несколько констеблей сопровождали вниз по Боу-стрит группу женщин, которым, очевидно, было суждено предстать перед сэром Джоном Филдингом, одним из самых суровых членов магистрата. Эту процессию окружала толпа разъяренных леди, которые осыпали констеблей самыми презрительными ругательствами и проклятиями, а также гнилыми помидорами и яблоками. Констебли обменивались между собой шутками, не обращая ни малейшего внимания на недовольство публики, продолжали двигаться к магистрату. Молодые кутилы, которых с трудом выдворили из таверны, орали и кидались с пьяными угрозами на стражей порядка. И вдруг, единодушно повинуясь какому-то внутреннему импульсу, они прорвали кольцо оцепления и ворвались обратно в таверну. Отчаянные вопли и ругань мадам Коксэдж потонули в звоне разбиваемого стекла и треске ломаемой мебели.

Кучер Джон стал испытывать легкое беспокойство. Тут такое происходит, а леди Эджкомб все нет и нет! Наверное, ему надо было пойти вместе с ней, но она так быстро убежала, что он не успел предложить ей свои услуги. У Джона кровь застыла в жилах, когда он представил себе, что с ним сделает граф Редмайн за такую оплошность.

Он приподнялся на козлах и стал напряженно всматриваться в толпу женщин, которую конвоировали констебли. Джону показалось, что среди них промелькнула рыжеволосая голова, и ужасное предчувствие закралось в его душу. А вдруг леди Эджкомб угодила под арест вместе с проститутками? Нет, не может такого сыть! Наверное, она просто пережидает в каком-нибудь тихом месте, пока прекратятся беспорядки, и боится покинуть свое убежище. Но он не вправе оставить лошадей без присмотра и отправиться на ее поиски… тем более что он понятия не имеет, где ее искать в этаком столпотворении. А если она придет сюда и не найдет его, он окажется куда в более худшей ситуации, чем теперь. Что ж, придется набраться терпения и ждать. Джон зевнул, полусонный от выпитого эля, и устроился поудобнее на козлах.

Джулиана продолжала бороться и громко протестовать, даже когда попала в оцепление и ее вместе с остальными повели по Боу-стрит. Из своих знакомых она видела среди арестованных только Лили и Розамунд, всем прочим, вероятно, удалось бежать. Констеблям было не под силу арестовать всех, кто находился в комнате, более того, у Джулианы сложилось впечатление, что они действовали выборочно. От ее взгляда не укрылось то, что некоторые девушки, которых поначалу схватили, были потихоньку отпущены на свободу и исчезли в темных аллеях парка.

Быстрый переход