|
ЛОВЕЛАСЪ, къ Г. БЕЛФОРДУ. Подъ Кокосовымъ деревомъ, въ Субботу 27 Маія. Рвотное лѣкарство очень непріятно. Для чего проклятые доктора не употребляютъ къ нашему здоровью того, которое не было бы совершеннымъ ядомъ? не было бы нужды въ другомъ наказаніи на томъ свѣтѣ, за зло въ жизни содѣянное, какъ принимать отвратительныя ихъ лѣкарства. Съ одной стороны лѣкарь, съ другой аптекарь, а бѣдная душа въ середи подвластная приговорамъ ихъ повиноватся, я не знаю злѣйшаго мученія, какъ такое состояніе. Нужно было мнѣ притвориться больнымъ: я хорошо сіе исполнилъ. Принявши хорошій пріемъ рвотнаго, чтобъ меня вырвало, и не запивши довольно водою, дабы отъ онаго совершенно освободиться, я тотчасъ получилъ видъ такого человѣка, которой будто бы недѣли съ двѣ лежалъ въ постелѣ. Не должно шутить острыми орудіями, сказалъ я самъ себѣ, когда принималъ лѣкарство, а особливо лѣкарскими орудіями Я препроводилъ цѣлыя два часа въ сихъ мученіяхъ. Я запретилъ Доркасѣ ничего о томъ не говорить любезной моей Клариссѣ, по непорочнѣйшимъ движеніямъ нѣжности моей; но весьма бы былъ радъ увѣдомить ее, когда она узнаетъ мое запрещеніе, что я надѣялся видѣть ее въ безпокойствіи о моемъ состояніи. Весьма бы мало должно было думать о себѣ самомъ, естьлибъ только себя на свое попеченіе оставляли, какъ будто бы ни отъ кого не заслуживали вниманія. Очень хорошо; но Доркаса вить женщина. Она можетъ сказать и тихонько своей госпожѣ ту тайну, которую сохранять должна. Подойди сюда, плутовка, сказалъ я сей дѣвкѣ, [будучи боленъ, какъ собака] покажи мнѣ, какъ печаль, смѣшенная съ изумленіемъ изображается на твоемъ лицѣ. Ты худо представляешь. Ета навислая челюсть и разинутой круглой ротъ болѣе наводитъ ужасъ и отвращеніе, нежели жалость. Избавь меня отъ етаго миганья и жеманствъ въ презрительномъ твоемъ взглядѣ, какъ ты знаешь, что моя любезная однажды оной такъ назвала. Такъ, ето гораздо лучше, очень хорошо, но сожми еще ротокъ то свой. У тебя есть одинъ или два мускула, которыми ты не умѣешь управлять между щекою и губами. Хорошо, поди теперь. Бѣгай въ верьхъ и внизъ по лѣстницѣ какъ можно проворнѣе. Возми что ниесть съ собою, и снеси назадъ, какъ будто ты ето сыскала; до того пока отъ чрезвычайнаго своего движенія не запыхаешься, и не получишь отъ того настоящаго подобія вздоховъ. Доркаса тотчасъ приступила къ дѣлу. Что тамъ такое Доркаса. Ничего сударыня. Любезная моя конечно удивлялась, не видя меня по утру; но не очень хотѣла она изъявить свое о томъ изумленіе. Между тѣмъ безпрестанно повторяла: что тамъ такое? Что тамъ такое? Въ то время, какъ Доркаса торопилася ходить въ верьхъ и въ низъ, добилась наконецъ она отъ сей дѣвки. Ахъ! сударыня, мой господинъ, мой господинъ. Что? Какъ? Когда? [Между двумя парантесами, я тебя увѣдомлю, Белфлордъ, что краткія слова въ ученомъ свѣтѣ, равно какъ и малые люди въ націи, иногда бываютъ тѣ, которые болѣе значатъ.] Я не должна вамъ того сказать, сударыня. Господинъ мой запретилъ мнѣ о томъ говорить вамъ. Но онъ гораздо въ худшемъ состояніи находится, нежели думалъ. Онъ не хочетъ, чтобъ васъ приводили въ страхъ. Здѣсь живое безпокойство изъявилось на каждой чертѣ прелестнаго лица ея. Она тронулась. Клянусь моею душею что она тронулась. Гдѣ онъ? [Съ такою торопливостію, какъ ты видишь, что не соблюла благопристойности въ словахъ. |
