|
Клари, ты знаешь, любезная Нортонъ придавала блескъ всей фамиліи. А теперь, когда она насъ оставила, увы! оставила въ толикомъ смятеніи, всѣхъ своихъ родственниковъ; то лишились мы тѣмъ истиннаго нашего украшенія: мы теперь не инное что, какъ простая и обыкновенная фамилія. Должно ли хвалить ея дарованія, ея голосъ, искуство ея въ музыкѣ и живописи, превосходство ея шитья, и тотъ вкусъ въ одѣяніи, о коемъ всѣ сосѣдственныя госпожи говорили, что не имѣютъ нужды въ Лондонскихъ модахъ, и что свойственный вкусъ Клариссы Гарловъ гораздо превосходилъ тамъ вымышляемыя искуства; прекрасной ея видъ и прелестную ея талію; ея глубокомысленное чтеніе, коихъ плодъ, усугубленный ея размышленіями, ничего не премѣнялъ въ ея поступкахъ, и нимало не уменьшалъ ея веселости? Ахъ! любезная моя Нортонъ! Сколь утѣшительную дочь зрѣла я нѣкогда въ моей Клариссѣ! Я ничего не сказала такого, чего бы ты не знала, равно какъ я, и всѣ, но при томъ можетъ быть еще и лучше; ибо часть ея совершенствъ произошла отъ тебя, и ты въ младенчествѣ еще подала ей то, чегобы она не могла ожидать отъ всѣхъ другихъ кормилицъ. Но думаешь ли ты, достойная моя пріятельница, чтобъ своевольная погибель столь драгоцѣнной дѣвицы могла когда ниесть быть простительна? Можетъ ли думать она, сама она, чтобъ злоупотребленіе толикихъ дарованій, посланныхъ ей отъ неба, не заслуживало строжайшаго наказанія? Ея проступокъ есть проступокъ предумышленной, въ которомъ коварство и хитрость занимали первое мѣсто. Она всѣхъ обманула въ ожиданіи: симъ принесла она безчестіе всему ея полу, равно какъ и той фамиліи, отъ коей она произошла. Кто бы могъ подумать, чтобъ молодая особа ея свойства, избавившая не давно свою пріятельницу изъ опасности выдти за мужъ за нѣкоего своевольца, рѣшилась бѣжать сама съ наиподлѣйшимъ и презрительнѣйшимъ бродягою, съ такимъ человѣкомъ, коего нравъ, какъ она знала, въ тысячу разъ хуже свойствъ того человѣка, отъ коего она избавила свою пріятельницу; и при томъ съ такимъ человѣкомъ, которой лишилъ было жизни ея брата, и которой не преставалъ ни единой минуты поносить всю нашу фамилію. Подумай о томъ, хотя для меня, любезная моя Нортонъ; разсуди какое должно быть нещастіе въ моей жизни сіе произшествіе въ качествѣ женщины и матери. Сколько дней провели въ печали! сколько ночей въ безсонницѣ! Однако должна я была скрывать въ себѣ печаль меня терзающую, дабы укротить стремительность другихъ, и предупредить новыя нещастія. О жестокая, жестокая дочь знавъ столь хорошо то, что она учинила! и выдержавъ всѣ слѣдствія онаго! она, которая, какъ мы почитали, прежде претерпитъ смерть, нежели согласится на свое безчестіе. Она оказала такой поступокъ Ея благоразуміе, столь долгое время испытанное, не предоставляетъ ей никакого извиненія. И такъ, какъ могу я о ней жалѣть, хотя матернее снисхожденіе и побуждаетъ меня ей простить? впрочемъ все уничиженіе, коего мы страшились отъ сего нещастія не пало ли уже на насъ? Не ужели еще недостаетъ чего нибудь и для ея собственнаго пренебреженія. Естьли она будетъ имѣть отвращеніе къ нравамъ своего своевольца, то развѣ она не могла предчувствовать онаго предъ своимъ побѣгомъ? не ужели опытъ внушалъ бы ей оное? Ахъ, дражайшая моя пріятельница, я сомнѣваюсь, я сомнѣваюсь..... Свойство такого человѣка не могло ли бы привесть другихъ въ сомнѣніе и о самомъ ангелѣ, естьлибъ онъ попался токмо ему въ руки? Публика будетъ судить о томъ въ самую худую сторону, да я и знаю, что она уже такъ и судитъ. Братъ ея то говоритъ, отецъ ея того страшится, могу ли я тому воспрепятствовать! Она знала наше отвращеніе къ нему, равно какъ и къ его свойству. И такъ должно, чтобъ для новыхъ причинъ былъ какой нибудь новой поводъ. |
