– Н е в о з р а ж а ю, Джордж, конечно н е в о з р а ж а ю ! – вскричал Мартелло, и Мэрфи начал снова, на сей раз помогая себе указкой. – Наблюдательные пункты военно‑морской разведки расположены здесь, сэр… постоянная двусторонняя связь с базой, сэр… никто не должен находиться на расстоянии менее двух морских миль (1 морская миля – 1,852 км.) от места высадки… Когда яхта Ко отправится обратно в Гонконг, сэр, военно‑морская разведка сообщит базе время отправления… перехват будет проведен, как только яхта Ко войдет в гавань… Его произведет судно регулярной британской полиции… Соединенные Штаты предоставят только средства наблюдения и будут держаться поодаль, на случал непредвиденной ситуации, если понадобится помощь…

Смайли внимательно слушал его и сопровождал каждую фразу холодным кивком.

– В конце концов, Мэрфи, – перебил он его один‑единственный раз, – когда Нельсон окажется на борту у Ко, ему ведь больше некуда направляться, кроме как в Гонконг, так ведь? По‑Той находится у самой границы китайских территориальных вод. Или мы, или никто.

Когда‑нибудь, подумал во время рассказа Гиллем, с Джорджем произойдет одно из двух. Или он потеряет осторожность, или его погубят собственные парадоксальные мысли. Если он потеряет осторожность, от агента‑профессионала, каким он сейчас является, не останется и следа. В противном случае он будет, раздувая узенькую грудь, без конца искать оправдания тому, что мы делаем. Ведь однажды Смайли сам в беседе с начальниками отделов назвал стоящий перед ними выбор своим именем; если бы тот разговор дошел до вышестоящих ушей, дело для него кончилось бы плохо. Гиллем, немного смущаясь, напомнил им слова Смайли. М о ж н о л и б ы т ь б е с ч е л о в е ч н ы м и, ч т о б ы з а щ и т и т ь ч е л о в е ч н о с т ь, спрашивал он. Ж е с т о к и м и – ч т о б ы з а щ и т и т ь с о ч у в с т в и е. Е д и н о м ы ш л е н н и к а м и – в з а щ и т е п р а в а н а с о б с т в е н н о е м н е н и е. В тот раз все набросились на него, кипя от возмущения. Почему бы Джорджу не заткнуться и не заняться делом, зачем он козыряет своей честностью и прилюдно отмывает ее до блеска, чтобы все увидели, что с ней не все в порядке? Конни даже прошептала Гиллему на ухо русскую поговорку, которую она упорно приписывала Карле «Питер, душечка, войны не будет, ты ведь знаешь, – успокаивающе проговорила она, пожимая ему руку, когда он вел ее по коридору. – Но в борьбе за мир мы камня на камне не оставим, – так говорил этот старый лис, помяни его слова. Держу пари, они его на коллегии за это по головке не погладили».

Вдруг что‑то громыхнуло, Гиллем быстро обернулся. Фон пересел с одного кресла в другое. Заметив взгляд Гиллема, он презрительно фыркнул, раздувая ноздри.

«Он выжил из ума», – с содроганием подумал Гиллем.

Фон, как и Смайли, в последнее время серьезно тревожил Питера, но по другим причинам. Два дня назад он в присутствии Гиллема выкинул отвратительную штуку. Смайли, как обычно, ушел куда‑то в одиночку. Чтобы убить время, Гиллем нанял машину и повез Фона к китайской границе. Там маленький сотрудник опергруппы пыхтел и хихикал, глядя на далекие таинственные холмы. На обратном пути в какой‑то деревне они остановились у светофора, и вдруг сбоку на «хонде» подъехал мальчишка‑китаец. Гиллем сидел за рулем. Фон – на сиденье для пассажиров. Стекло рядом с ним было опущено, он снял пиджак и положил левый локоть на дверцу, любуясь новыми позолоченными часами, которые купил в сувенирном киоске в «Хилтоне». Когда они тронулись, незадачливый китаец сунул руку, собираясь сорвать часы, но Фон оказался проворнее. Он схватил мальчишку за запястье мертвой хваткой и потащил за машиной. Тот безуспешно вырывался.