После этой небольшой победы Конни поставила перед собой задачу на первый взгляд невыполнимую. Она хотела выяснить, какую схему передачи денег Карла (или его казначей Зимин) мог придумать для того, чтобы заменить раскрытую «золотую жилу». У Конни было несколько исходных положений. Во‑первых, общеизвестная консервативность всех без исключения крупных разведслужб и их нежелание менять уже оправдавшие себя, испытанные методы решения профессиональных задач. Во‑вторых, поскольку речь шла об очень больших суммах, не стоило отметать предположение, что Центр должен был заменить старую схему новой довольно быстро. В‑третьих, наличествовала самоуспокоенность Карлы. До «краха» он думал, что Цирк стреножен его путами, после считал его ни для кого не опасным. Наконец, Конни просто надеялась, что ей помогут ее просто‑таки энциклопедические знания предмета. Собрав воедино огромные горы материала, поступившего, но умышленно не обработанного (он пребывал в заброшенном состоянии все те годы, что старуха находилась в изгнании), команда Конни занялась установлением связи между, казалось бы, далекими друг от друга событиями: проверкой, сопоставлением, составлением графиков и диаграмм, выявлением индивидуального почерка того или другого сотрудника Центра Члены этой команды страдали от жесточайших мигреней, ожесточенно спорили, играли в пинг‑понг и иногда – с чрезвычайными, доведенными до крайности предосторожностями – с согласия Смайли предпринимали робкие и скромные шаги для расследования на местах. Некоего доверенного человека в Сити (Исторический, коммерческий и финансовый центр Лондона) убедили нанести визит старому знакомому, специализировавшемуся на оффшорных компаниях в Гонконге. Один валютный брокер в Чипсайде (Чипсайд – улица в северной части Лондона) показал свои книги регистрации сделок Тоби Эстерхейзи, практически единственному уцелевшему из когда‑то славной армии курьеров и специалистов по слежке – «уличных художников» Цирка. Так со скоростью улитки оно и продвигалось: но теперь улитка по крайней мере знала, куда ей ползти.

Док ди Салис, как всегда, не очень‑то посвящая других в свои планы, начал разматывать китайскую ниточку и пытался разобраться в скрытых связях и теневых родительских компаниях «Индочартер Вьентьян ЮА». Ему помогали такие же неординарные, как и он сам люди – либо студенты‑филологи, либо уже немолодые агенты, отработавшие немало лет в Китае и теперь нашедшие здесь новое применение. Со временем все они стали чем‑то похожи друг на друга – одинаковая монашеская бледность людей, обитающих в промозглых и сырых каменных кельях.

Тем временем Смайли, с такой же, если не большей осторожностью, продвигался по еще более извилистым и запутанным коридорам и открывал все новые и новые двери.

Он снова исчез из виду. Это было время ожидания. Джордж проводил его, решая сотни вопросов, безотлагательно требовавших внимания. Когда краткий период работы в команде закончился, он снова ушел и скрылся в своем мирке. Его видели на Уайтхолле; по‑прежнему – в Блумсберри; случалось ему бывать и у Кузенов. А иногда «тронный зал» оставался закрытым в течение нескольких дней, и только темной фигуре верного Фона разрешалось проскальзывать туда и обратно с чашкой горячего кофе, тарелочкой печенья и иногда – с памятными записками. Смайли всегда испытывал ненависть к телефону, и теперь он часто отказывался отвечать на звонки, если только, по мнению Гиллема, они не касались вопросов чрезвычайной срочности. Таковых не случалось. Единственным телефоном, который Смайли не мог отключить, был аппарат прямой связи с Гиллемом. Но когда Джордж был совсем не в настроения, он мог и на него, пытаясь приглушить звонок, положить стеганый чехольчик от заварочного чайника.

Обычно Гиллем говорил, что Смайли нет, что он вышел или у него совещание и что он перезвонит через час. Потом он писал записку о том, кто звонил, вручал ее Фону и только тогда Смайли при желании перезванивал.