|
Уже тогда он называл наши ошибки, наши заговоры в тиши запортьеренных кабинетов "келейно-партийно-цекистскими притушениями поганых дел", это подлинные слова, почитай телефонограммы того времени, я помню наизусть, это не закрытые документы, это опубликовано, и он не бросал слов на ветер... Он писал: мы не умеем открыто судить за поганые дела, за это нас всех и Наркомюст сугубо надо вешать на вонючих веревках, и я еще не потерял, писал он, надежды, что нас когда-нибудь за это поделом повесят... Наркомюст - это так тогда называлась Академия Чести и Права, Чари, а, ты сама догадалась... Нас не повесят, Чари. Просто взорвется Солнце. А оно могло не взорваться... могло, и я мог это предотвратить, но не захотел, и не жалею об этом, потому что уже было поздно. Но, Чари!
В кого превратятся переселенцы, когда узнают, что их там жестоко обманули? Какой чудовищной, непредставимой силы апатия овладеет ими, какое неверие, Чари, какая усталость, равнодушие? Ладно, первые годы им придется быть героями, чтобы выжить. Но потом, когда трудности будут преодолены, когда возникнет хотя бы минимальный достаток - в кого превратятся эти храбрецы, герои, гуманисты, энтузиасты, гвардия человечества, генетическая элита? Поверившие нам, отправившиеся осваивать в труднейших условиях новую планету, а ведь, Чари, землеподобная планета - это все-таки совсем не Земля... покорившие ее во имя своей Родины, во имя своей расы, во имя оставленных на Земле родителей, жен, детей, уверенные, что трудятся для их жизни, а не после их смерти?.. Каких детей они вырастят? Какое плюющее на все и всех стадо, каких преступников, наслажденцев, не ведающих высоких чувств, потому что мы надругались над их высокими чувствами неслыханным, непредставимым способом? Как смогут их руководители завоевать хоть клочок доверия после такого шока? И я ничего, ничего не мог сделать. Все время поздно, поздно... Последнее время мне приходит в голову, что тогда, когда действительно объективно обусловленные опасности, объективно обусловленная борьба была выиграна - ну, борьба за мир, борьба с капитализмом, борьба за продовольствие, борьба за экологию, - человечество стало как-то генерировать другие опасности, другую борьбу, чтобы не было времени, чтобы руки не доходили за действительно важную, единственно важную борьбу - борьбу за него самого, за его лицо... Хотя это, наверное, параноидальный бред... Этот мальчик... Мэлор Саранцев. Это он со мной сделал такое. Он меня перевернул. Он даже не понял, что сделал со мной, когда спросил: а кто нас сделал такими? Я испугался, Чари! Понял я не сразу, но испугался уже тогда. Действительно, чего мы можем требовать от людей, когда мы здесь, направляющие их, забыли те правила, которые формулировали создатели системы и при которых единственно возможно ее функционирование? Нет, пусть не забыли, но стараемся не вспоминать, потому что при повседневных делах они якобы мешают... а на самом деле просто трудно по-настоящему думать... Ах, если бы можно было тебе это рассказать! Ты сказала бы: как вы можете это терпеть? Вы - самый страшный убийца и преступник в истории, я ненавижу вас и презираю! И я бы кивнул, соглашаясь, и поцеловал тебе руку. Нет, ты сказала бы: как вы можете это терпеть? Неужели вам не противно? Неужели вам это нравится, раз вы взялись за это и делаете так, как делаете? А я бы ответил: но ведь кому-то надо было. Нет иного способа сохранить наш род. Что мне еще оставалось, как не взяться? Если бы не я, дело делал бы какой-нибудь Чанаргван... ох, прости, Чари... но он действительно делал бы хуже, грубее... И я тоже поцеловал бы тебе руку. - Неужели вы больше никогда никого не любили? Ринальдо улыбнулся половиной лица. - Кажется, влюблялся... Ведь мне же было двадцать два, когда взорвались эти трубопроводы... Калека не калека, но организм брал свое... правда, довольно недолго... Ты не понимаешь, Чари, то были совсем разные вещи. Совсем по противоположным углам. Любовь и влюбленность. |
