Она так и стояла, задумчиво глядя на игру разноцветных солнечных зайчиков на стенах, когда из душа выскочил Маркос.

— А я думал, ты давно ушла.

— Сегодня же твой день рождения, а не мой, — отозвалась Клэр. — И гости придут, чтобы повидать тебя, а не меня.

— Вот и ошибаешься. Главной приманкой будешь ты. Добрая половина явится лишь затем, чтобы поглядеть на женщину, которая удостоилась моего выбора.

Вот только возможности выбирать у тебя-то и не было, печально подумала Клэр.

— У меня на родине это называют смотринами, — пошутила она.

Маркос сощурился.

— Теперь твоя родина здесь.

— Нет, здесь я просто живу, — возразила Клэр. — Я сохранила британский паспорт.

— Учитывая, что твой отец был греком, тебе не составит труда получить греческое гражданство.

— При условии, что я хочу стать гражданкой Греции.

Маркос перестал застегивать пуговицы светлой шелковой рубашки и с досадой воззрился на жену.

— У тебя отец — грек, муж — тоже. Так почему бы тебе не хотеть?

Признаться, до этой секунды Клэр не задумывалась о гражданстве, поэтому ей было трудно выразить свои чувства связно и доходчиво.

— Понимаешь, мама ведь англичанка. Я воспитана в английских традициях. И не могу просто так взять и повернуться спиной к двадцати пяти годам моей жизни.

— Думаешь, я прошу тебя это делать?

— А разве нет? — спросила она. — Знаешь, я не ощущаю себя гречанкой. Ни в каком отношении. Откуда вдруг такая уверенность, что я мечтаю принять греческое подданство?

— Ты могла бы сделать это хотя бы в память об отце. Останься он в живых, ты была бы самой настоящей гречанкой.

— Кто знает.

Маркос раздраженно тряхнул головой.

— После рождения ребенка семья Никоса была бы вынуждена признать этот брак. Ты ведь не знаешь наших традиций, а я в них вырос.

Клэр решила прекратить спор. Но точку в разговоре поставить все же было надо.

— Я остаюсь британкой, — твердо заявила она. В черных глазах Маркоса сверкнула сталь.

— Ты, разумеется, вольна поступать как тебе угодно, но наши дети получат отцовское гражданство и национальность.

Он повернулся к ней спиной и продолжил одеваться. Клэр молча смотрела, как Маркос снимает с вешалки один из своих излюбленных серовато-жемчужных костюмов, что сидели на его мускулистом теле точно влитые. И зачем, спрашивается, она так горячилась? Неужели нельзя было сказать все то же спокойнее, без накала страстей? Но суть остается сутью. Помимо всего прочего смена гражданства была сродни пощечины, нанесенной ею своей матери.

Правда, с детьми все будет по-иному. Разумеется, они выучатся говорить по-английски, но родиной станут считать Грецию. С этим придется смириться.

Когда Маркос и Клэр спустились вниз, гости уже начали собираться. За следующие полчаса столько незнакомых людей поцеловали Клэр в обе щеки, что она и счет потеряла. Все с плохо скрытым любопытством разглядывали новую хозяйку «Орестиос». Интересно, гадала Клэр, что бы они сказали, узнай, кто она на самом деле.

До чего же приятно было увидеть среди всей этой толпы знакомое лицо! Клэр искренне обрадовалась Спиро.

— Почему вы так давно к нам не заглядывали? — попеняла она, отводя его в сторону. — Мы уже почти две недели как вернулись!

— Да меня самого в стране не было. Я только два дня назад приехал, — ответил Спиро. — И только вчера вечером узнал ошеломляющую новость.

— Сильно удивились? — спросила Клэр, слегка побаиваясь ответа.