Я приказала Себастиану лежать неподвижно и ждать помощи.
Она уложила находку обратно в контейнер. Само поднятие газеты слегка ее деформировало и включило одну из анимированных реклам: девушка на пляже бросала мяч к зрителю.
– Ожье, похоже, вам повезло на этот раз. Отличный трофей!
– Помогите транспортировать контейнер, – попросила она, понимая, что вездеход придется оставить.
Вдвоем они вынули контейнер, отнесли к спасательному вездеходу и сунули в свободный отсек.
– Теперь пленки, – попросил Манкузо.
Ожье обошла вокруг наклонившейся машины, открывая лючки, вынимая тяжелые черные бобины, сцепляя их вместе для удобства переноски. Собрав все двенадцать, включая бобины с записями происходившего внутри вездехода, она вручила громоздкую ношу Манкузо:
– Надо это срочно отправить в лабораторию.
– Все? Много ведь.
– Все. Да, тут много. А сейчас разберемся с Кассандрой.
Но когда она глянула в освещенное нутро машины, девочку там не обнаружила.
– Кассандра? – позвала Ожье, надеясь, что канал связи с вездеходом еще работает.
– Со мной все хорошо, – ответила девочка. – Я за твоей спиной.
Ожье обернулась и увидела стоящую на льду Кассандру в детском скафандре.
– Я же велела оставаться внутри! – упрекнула женщина.
– Настало время уходить, – ответила та.
Ожье не могла не отметить, как безупречно сидит на девочке скафандр. Облачаться в него непросто даже взрослому, не говоря уже о детях.
– Ты проверила… – заговорила Ожье, но девочка перебила:
– Скафандр в полном порядке. Думаю, нам пора. Наша активность могла встревожить фурий. Лучше не ждать их появления.
Манкузо коснулся плеча Ожье усиленной перчаткой, способной раздавить ее в мгновение ока:
– Девочка права, надо поскорей выбираться из Парижа. Жуткое место, у меня аж мороз по коже.
Она смотрела наружу сквозь потолочный иллюминатор спасательного вездехода, надеясь увидеть красно-зеленые огни шаттла, прожигающего путь сквозь облака. Еще Ожье надеялась, что облака не станут оживленней и хаотичней. Сегодня с ними и так происходило что-то странное. Обычно они сообщались медленно и плавно, меняя цвет, очертания и текстуру. Огромные, резко очерченные массы сизого субстрата принимали форму долго, несколько минут, затем стабилизировались и постепенно расплывались. Десятками минут позже в аморфной серости проявлялись новые структуры. Они представляли собой базовые знаки информационного кода. Обмен сообщениями между облаками мог происходить неделями.
Но теперь облака ссорились. Структуры быстро возникали и растворялись, молнии ставили восклицательные знаки в диалоге. Облака сливались и разделялись, будто пересматривая старые договоры и союзы.
– Иногда они такое практикуют, – заметила Кассандра.
– Я знаю, – ответила Ожье. – Но обычно это происходит не в мою вахту и не прямо над городом, который мне приходится изучать.
– Может, не только над Парижем волнуются облака, – предположила Кассандра.
– Я тоже на это надеялась. Но проверила, и – увы. Непогода сконцентрирована над Северной Францией, и началось это как раз в тот момент, когда мы прибыли на раскопки.
– Совпадение.
– Не думаю.
Снаружи молнии освещали ландшафт: полосу препятствий из блоков, пандусов и траншей с гладкими стенами; все это было с лазерной точностью вырезано из бледно-голубого льда. По обеим сторонам Елисейских Полей руины зданий расчерчивала паутина этого же пастельного льда. Он остался там, где останавливались дистанционно управляемые экскаваторы Бюро древностей при обнаружении поблизости хрупкого камня, кирпичной кладки, стекла и стали. |