Изменить размер шрифта - +
Это был именно тот случай, когда сотрудничество с графом Брассом пришлось бы очень кстати, поскольку задолго до того как поднять мятеж, герцог Кельнский сам предложил себя Гранбретании в качестве командира отряда наемников. Будучи принят, он храбро сражался во славу Империи, стоя во главе войска состоящего, главным образом, из солдат, когда-то служивших его отцу. А теперь он повернул эту армию против Империи.

Барон Мелиадус был не на шутку разгневан — молодой герцог подал дурной пример, которому могут последовать и другие. Поговаривают, что в германских землях его уже почитают героем. До него мало кто осмеливался противостоять Темной Империи.

Если бы только граф Брасс согласился…

Неожиданно лицо барона озарилось улыбкой — в его мозгу возник и в доли секунды принял законченный вид столь долгожданный план. Он подумал, что герцога Кельнского, возможно, удастся использовать несколько иначе, нежели для дешевой забавы.

Барон швырнул бумагу на стол и потянул за шнурок колокольчика. В кабинет вошла девушка-рабыня; ее обнаженное тело было густо покрыто румянами. Ожидая приказаний, она опустилась перед хозяином на колени. (Барон имел рабов только женского пола. Опасаясь предательства, он не допускал в башню мужчин.)

— Пойдешь к начальнику тюрьмы, — сказал он рабыне, — и передашь, что барон Мелиадус хотел бы лично допросить пленного Дориана Хокмуна, герцога Кельнского, как только его доставят в город.

— Хорошо, господин, — девушка поднялась и, пятясь, вышла, оставив барона стоящим у окна, с едва заметной улыбкой, играющей на полных губах.

Дориан Хокмун, закованный в золоченые цепи (приличествующие в глазах гранбретанцев его знатному положению), сошел, спотыкаясь, по трапу на причал и теперь стоял, щурясь на вечернем свету, и рассматривал громадные башни Лондры. Если раньше ему не приходилось искать каких-либо подтверждений безумия жителей Темного острова, то сейчас он имел полное тому доказательство. Было что-то неестественное в архитектуре каждого здания, в выборе цвета и формы. Но все же во всем этом ощущалась огромная сила, напор и интеллект. Неудивительно, подумал герцог, что так тяжело разобраться в психологии людей империи — слишком много в них противоречивого.

Охранник в белом кожаном плаще и белой металлической маске в виде черепа, указывающей на принадлежность к определенному Ордену, легонько подтолкнул его вперед. Хокмун покачнулся, едва не упав. Он уже неделю ничего не ел и сильно ослаб. Рассудок его помутился, и Хокмун с трудом осознавал ужас своего положения. Он провел почти все время в корабельном трюме в кромешной тьме, изредка утоляя жажду из стоящего рядом корыта с грязной водой. Спутанные волосы, потускневшие глаза… Разорванная кольчуга и заляпанные грязью штаны. Цепи до крови натерли шею и руки, но он не чувствовал боли. В действительности, он не чувствовал почти ничего: двигался словно лунатик и видел все будто во сне.

Он сделал два шага по кварцевым плитам причала, споткнулся и упал на колено. Охранники, по одному с каждой стороны, подняли его и, поддерживая, помогли добраться до черной стены, возвышающейся над причалом. В стене была маленькая зарешеченная дверь, охраняемая солдатами в масках. Тюрьмами Лондры заведовал Орден Вепря. Стражники обменялись между собой несколькими словами на таинственном хрюкающем языке своего Ордена, и один из них, засмеявшись, схватил Хокмуна за руку и впихнул в открывшуюся дверь.

Внутри было темно. Дверь захлопнулась за ним, и на несколько секунд пленник остался один. Затем в слабом, проникающем из-под двери, свете он увидел маску Вепря, но более изысканную, чем у стражников. Потом появилась другая маска, за ней — еще одна. Хокмуна схватили и потащили по дурно пахнущим темным коридорам тюрьмы. Он знал, что жизнь его кончена и нимало не беспокоился об этом.

Потом он услышал, как открывается другая дверь.

Быстрый переход