— Конечно, я не об этом хотел поговорить с вами. Но, однако, кажется странным, что вы совершенно не испытываете ненависти ко мне или желания отомстить за отца.

Хокмуну стало скучно и хотелось, чтобы Мелиадус поскорее оставил его в покое. Вычурные жесты и истеричные вопли барона раздражали и отвлекали его, как жужжание мухи или комара раздражает человека, пытающегося заснуть.

— Я ничего не испытываю и ничего не чувствую, — ответил Хокмун, надеясь, что ответ удовлетворит гранбретанца.

— В вас не осталось ничего! — гневно воскликнул Мелиадус. — Ничего! Даже желания жить. Поражение и плен сломили вас!

— Возможно. Но сейчас я устал…

— Я пришел предложить вам вернуться домой, — продолжал Мелиадус. Кельн будет суверенным государством в составе нашей Империи. Такого мы еще никому не предлагали.

Только теперь в голосе Хокмуна зазвучали нотки любопытства:

— С чего это вдруг? — спросил он.

— Мы хотим заключить с вами сделку. К взаимной выгоде, конечно. Нам нужен такой хитрый и искусный воин, как вы, — тут барон нахмурился и покачал головой. — Во всяком случае, вы нам таким кажетесь. А главное, нам нужен человек, которому будут доверять те, кто не доверяет Империи. Мелиадус собирался несколько иначе разговаривать с Хокмуном, но странное безразличие герцога сбило его. — Мы хотим, чтобы вы выполнили для нас кое-какую работу. В обмен на это мы возвращаем вам ваши земли.

— Я хотел бы вернуться домой, — кивнул Хокмун. — Туда, где родился.

Он улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям.

Шокированный увиденным и приняв это за сентиментальный бред, барон Мелиадус гневно ответил:

— Что вы будете делать, когда вернетесь — плести цветочные венки или строить замки — нам безразлично. Но вы вернетесь туда, только если будете преданно служить нам.

Хокмун взглянул на Мелиадуса.

— Вы, возможно, думаете, что я сошел с ума, милорд?

— Не знаю. Но у нас есть средства проверить это. Наши ученые мужи проведут определенные тесты…

— Я в здравом уме, барон Мелиадус, может, как никогда раньше. Вам нечего меня опасаться.

Барон Мелиадус возвел глаза к небу.

— Клянусь Рунным Посохом, нет безгрешных людей. — Он открыл дверь. За вами придут сегодня, герцог Кельнский.

Хокмун продолжал лежать и после того, как ушел барон. Разговор быстро вылетел из его головы, и поэтому, когда часа через три в комнату вошли охранники-Вепри и велели Хокмуну следовать за ними, он уже смутно помнил слова Мелиадуса.

Хокмуна вели по длинным нескончаемым коридорам и лестницам, пока, наконец, охранники не остановились возле огромной железной двери. Один из них постучал тупым концом копья, и дверь открылась, пропуская дневной свет и свежий воздух. За дверью ждала группа стражников в пурпурных плащах и масках Ордена Быка. Хокмуна передали им, и он, осмотревшись, увидел, что стоит на ухоженной зеленой лужайке во дворе какого-то огромного замка. Двор со всех сторон окружали высокие стены, по которым медленно вышагивали охранники из Ордена Вепря. Из-за стен торчали мрачные башни города.

Хокмуна повели по усыпанной гравием дорожке в дальний угол двора, где в стене были узкие железные ворота, и через них вывели на улицу. Там герцога ждал экипаж, выполненный из эбенового дерева в форме двухголовой лошади и покрытый позолотой. Он забрался в него, сопровождаемый двумя молчаливыми стражниками; коляска тронулась, и через щель в оконных занавесках Хокмун мог рассматривать Лондру. Солнце уже садилось, и огненно-красный свет заливал город.

Наконец экипаж остановился. Хокмун позволил стражникам вытащить себя из коляски и увидел, что стоит перед Дворцом самого Короля-Императора.