Конан лишился дара речи.
Она изящно приподнялась, не сводя с мужчины глаз.
Конан с трудом пришел в себя и, облизнув сухие губы, проговорил:
- Так ты… вы…, Йелайя?
- Я - Йелайя!
Голос звучал, как дивная музыка. Конан смотрел на нее с изумлением.
- Не бойся! Я не трону тебя, если ты выполнишь мою волю.
- Как умершая женщина может ожить столько веков спустя? - спросил Конан.
Она подняла руку в царственном жесте.
- Я - богиня. Тысячу лет назад меня поразила кара высших богов, сидящих по ту сторону света. Во мне умерла смертная женщина, божество же мое не умрет никогда. Я пролежала долгие века, чтобы пробуждаться здесь каждую ночь и устраивать приемы с призраками прошлого. Человек, если ты увидишь все это, погибнет твоя душа! Беги же прочь! Я повелеваю тебе! Иди!
Голос ее стал тверд, тонкая рука указала прочь.
Конан, сузив глаза, вложил меч в ножны, но не повиновался приказу. Он шагнул к ней, словно привлеченный силой ее красоты. Без единого слова он сгреб ее в свои медвежьи объятия.
Йелайя завопила совсем не похожим на божественный голосом.
Затем послышался треск рвущейся ткани, когда он одним махом сорвал с нее юбку.
- Божество! Умора! Ха!
В его словах прозвучало презрение. «Принцесса» продолжала бесполезные попытки вырваться из железных лап Конана.
- То-то я смотрю, отчего это вдруг принцесса Алкменона говорит с корентианским выговором. Я сразу узнал, кто ты и откуда. Ты не божество, нет, ты - Муриела, танцовщица Зардхеба Корентианского. Я запомнил эту серповидную родинку на бедре, обнажившемся, когда Зардхеб бичевал тебя. Божество! Ха!
Конан звонко шлепнул ее по предательской родинке и девчонка жалобно взвизгнула.
Вся царственность мгновенно слетела с нее. Она оказалась обычной танцовщицей, каких много шатается по шемитским базарам. Девушка пристыжено плакала. Конан с явным торжеством смотрел на нее.
- Ха! Богиня! Да ты одна из женщин, взятых Зардхебом с собой в Кешан. И ты думала, что меня так легко одурачить? Маленькая глупышка! И видел тебя тогда в Акбитане с этой свиньей Зардхебом, а я хорошо запоминаю формы женских фигур. Думаю, что я…
Извиваясь в цепких объятьях киммерийца, Муриела в страхе обвила руками его мощную шею. Слезы катились по ее щекам, она рыдала и билась в истерике.
- О, не убивайте меня, прошу вас! Да, я сделала это, Зардхеб заставил меня изображать оракула.
- Почему, о святотатствующая шлюха? - заревел Конан. - Тебя не страшит гнев богов? Кром! Здесь все подделано!
- О, умоляю - кричала она.
Девушка рыдала, раздавленная страхом.
- Мне не удалось отговорить Зардхеба. О, что я наделала! На мне проклятие этих языческих богов!
- Как ты полагаешь, что сделают с тобой жрецы, когда обнаружат обман? спросил Конан.
Она упала, обхватив колени киммерийца и моля его о защите и пощаде. Страх, раньше придававший ей силу, теперь выходил из нее наружу.
- Где Зардхеб? - спросил Конан. - И прекрати вопить. Говори!
- Его здесь нет, - пролепетала она. - Зардхеб следит за жрецами.
- Сколько с ним людей?
- Никого. Мы одни пришли.
- Ха!
Этот возглас напоминал довольный рык льва после удачного прыжка. |