Он резко вскинул глаза на Смргола, и тот повел себя как-то странно: он застенчиво опустил массивную голову.

– Я молчу. Маг, – запротестовал старый дракон.

– И пусть молчат все, пока не будет полной ясности, – ответил волшебник. – Вперед.

Брайен поднялся, постоял над телом, сделал беспомощный жест, словно желая распрямить изуродованное тело, но потом махнул рукой, отошел и взгромоздился на Бланшара. Группа пошла по дороге. Ярдов в ста от башни Каролинус остановился и вонзил в землю жест.

Арагх упал как подкошенный: он лежал на земле, жадно глотая воздух. Подбежала Даниель и, опустившись на колени, принялась накладывать шину из сухих веток, подобранных под растущим неподалеку деревом, и полосок, нарезанных из рукава камзола.

– Сейчас, – сказал Каролинус, и слово набатом отозвалось в голове Джима.

Туман сгустился. Соратники стояли в громадной пещере, стенами и сводом которой была мутно-молочная завеса марева. Они видели только крошечный участок равнины и башню на холме. Щупальца тумана скользили по камням, раскиданным у стен, и, изгибаясь, поднимались к облакам. Рассеянный свет, прорвавшийся сквозь тучи, зловеще подсвечивал башню, притягивая к ней взгляды и нагоняя еще больше жути.

– Покуда стоит мой жезл, – сказал Каролинус, – они не в силах лишить нас полностью света, дыхания и воли. Не отходите далеко от жезла, иначе я не смогу защитить вас. Пусть наши враги сами придут сюда.

– Где они? – спросил Джим, озираясь вокруг.

– Терпение, – сардонически произнес Каролинус. – Они скоро появятся, но не в том обличье, которого ты ожидаешь.

Джим глянул вперед: камни и башня. Сквозь молочную мглу не мог прорваться даже самый слабый ветерок, а воздух был тяжел и неподвижен. Хотя нет, легкое движение ощущалось подобно теплым атмосферным потокам, воздух слегка подрагивал, но его колебания были как-то неестественны. Все поблекло; по-зимнему похолодало. Как только Джим уловил дрожь воздуха, послышалось пение: высокий голосок вел бесконечную дисгармоничную мелодию, воскрешающую в памяти не то бред, не то горячку.

Когда Джим вновь бросил взгляд на башню, ему показалось, что происходящее каким-то образом действует на нее – башня становилась другой. Сейчас перед его глазами лежали развалины древнего строения. Но сердце Джима билось, и каждый удар нес с собой новые изменения.

Башня менялась; мгновение Джиму померещилось, что она цела, за ее стенами живут люди. Сердце забилось сильней: дорога и башня будто бы вздрагивали вместе с телом Джима: они то входили в зону видимости, то покидали ее…

Затем он увидел Энджи.

Он понимал, что стоит слишком далеко, чтобы видеть ее так отчетливо. На таком расстоянии и при таком освещении черт лица было бы не разобрать, но Джим видел девушку донельзя ясно, будто она была не более чем в двух шагах от него. Энджи стояла в прозрачной тени разрушенного портала, выходящего на балкон. Ее грудь мерно вздымалась с каждым вдохом, спокойные голубые глаза смотрели прямо на Джима, губы слегка приоткрылись.

– Энджи! – закричал он.

Он и представить не мог, насколько соскучился по ней.

Он и не предполагал, насколько жаждал ее.

Джим рванулся к ней, но остановился, наткнувшись на нечто столь же недоступное, как железобетонный блок. Он опустил глаза. В морщинистой руке Каролинус сжимал жезл, и Джим понял, что это и есть тот барьер, через который ему не перепрыгнуть.

– Куда? – спросил Каролинус.

– Туда! На балкон башни! Смотрите! – Джим показал, и остальные подняли головы, вглядываясь в указанном направлении.