— Сереион! — заорал король тем громовым голосом, от которого некогда тускнело и корчилось небо над гунухскими степями и варвары бежали врассыпную.

Стражники, застывшие у дверей в карауле, поморщились и стали переступать с ноги на ногу. В их железных шлемах металось пойманное эхо; барабанные перепонки могли однажды лопнуть от счастья, которое полагалось испытывать, внимая крикам обожаемого повелителя. Конечно, для того чтобы призвать слуг — особенно тех, что постоянно находились в радиусе трех метров при персоне Оттобальта Уппертальского для разных мелких поручений, — так орать вовсе и не требовалось. Тем более что из нескольких походов были привезены во дворец и золотые тиморские гонги с крохотными серебряными билами, и гроздья нефритовых колокольчиков на шелковых шнурах разного цвета и длины из загадочной страны Ярва-Яани, и даже диковинного вид трещотка, коей полагалось неистово размахивать во все стороны, дабы привлечь внимание пажей и придворных к монаршьей особе, — но Оттобальт, видимо консерватор в душе, этих новомодных штучек не любил и не признавал. Разве что баловался изредка трещоткой — но это скорее из любви к музыке.

— Сереион! — гаркнул король.

Дрыхнувший под столом сытый пес подскочил на четырех лапах, взвизгнул и прыснул вон из залы.

— Забегали наконец, — буркнул его величество в бороду. — Надо битых два часа орать как резаному, чтобы хоть кто-нибудь обратил на тебя внимание. Так ведь? — требовательно спросил он у подоспевшего Сереиона.

— Так, мой король! — рявкнул тот. — А что «так»?

— Олух!

— Не совсем, ваше величество, — осторожно возразил Сереион.

— Совсем! И не путай меня!

— Никак нет, ваше величество! — И Сереион лихо щелкнул каблуками.

— Вот умеешь же, когда хочешь, — моментально расцвел Оттобальт.

Он питал слабость к своим гвардейцам, особенно же к их командиру, служившему ему верой и правдой с первого дня правления.

Сереион — невзирая на распространенное мнение, что чужая душа потемки, — изучил своего короля, если можно так выразиться, вдоль и поперек и знал его душу как свои пять пальцев. Душа у короля была добрая, простая и веселая — нужно было только знать подход. Сереион этот подход знал, но никогда не использовал свое знание в корыстных целях. Начальник королевской гвардии принадлежал к редкой, ныне вымирающей породе бессребреников и хранил верность Оттобальту Уппертальскому потому, что действительно любил своего повелителя. Конечно, его величество был всего лишь человеком, а вовсе не ангелом и отдельные его слабости могли поколебать разум более впечатлительного человека, чем Сереион, однако — и это было главное — король был милосерден и незлопамятен. В основном.

— Сереион, — вкрадчиво начал король, — мне пришла в голову блестящая мысль…

— Да?!

— Ты должен немедленно придумать, как нам справиться с вторжением. Кстати, тебе уже известно о вторжении?

— Конечно, ваше величество.