Ухо? Палец? Или что другое?
— Избави предки! — Волшебник стал белее мела. Он пошатнулся, ему пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть. Поэтому он не видел, как губы убийцы растянулись в мрачной улыбке, как он слегка кивнул, словно получил ответ на какой-то важный вопрос.
— П-прости… за невольную слабость, — пробормотал Триан, вытирая трясущейся рукой вспотевший лоб. — Я несколько ночей не спал, а потом, этот полет оказался чересчур быстрым для меня. Да, конечно, нам нужно доказательство. Принц… — Триан сглотнул, потом, видимо, взял себя в руки.
— Принц носит на шее амулет, ястребиное перо. Этот амулет принес ему мистериарх из Верхнего царства, когда принц был еще младенцем. Амулет защищен магией, и его нельзя снять, пока принц жив.
Триан судорожно вздохнул.
— Привези этот амулет, и мы будем знать, что принц… — Голос у него сорвался.
— Какой магией? — недоверчиво спросил Хуго. Но волшебник, бледный как смерть, молчал как убитый. Он покачал головой — то ли не хотел отвечать, то ли просто не мог говорить, Хуго так и не понял. Во всяком случае, было ясно, что больше никаких сведений ни о принце, ни об амулете от него не добьешься.
Да, наверно, и не стоит. Такие волшебные штучки давали чуть ли не каждому младенцу — они защищали от поноса, или от крыс, или от падения в огонь. Большинство амулетов, продаваемых бродячими шарлатанами, обладало не большей магической силой, чем булыжник на дороге. Конечно, у королевского сына амулет должен быть настоящим, но Хуго еще не видел ни одного амулета, который мог бы защитить человека от хорошего удара ножом. Правда, говорят, давным-давно были на свете волшебники, которые обладали подобной силой, но это было очень давно. Все они уже много циклов назад оставили Срединное царство и поселились в Верхнем. И вот теперь один из них спустился сюда, чтобы одарить младенца перышком?
«Этот Триан держит меня за круглого идиота», — подумал Хуго.
— Приди в себя, волшебник! — сурово сказал он. — А не то принц обо всем догадается.
Триан кивнул и с радостью принял кружку воды, которую протянул ему Хуго. Он прикрыл глаза, отхлебнул воды, сосредоточился и через несколько мгновений спокойно улыбнулся. Лицо его снова приобрело нормальный цвет.
— Я готов, — объявил Триан и повел Хуго в ту комнату, где спал принц.
Волшебник вложил ключ в замочную скважину, отпер дверь и отступил в сторону.
— А вы не собираетесь представить меня? Объяснить, в чем дело?
Триан покачал головой.
— Нет, — сказал он тихо. Хуго заметил, что волшебник старается смотреть прямо перед собой и не заглядывать в комнату. — Теперь все в твоих руках. Я оставлю тебе лампу.
Он повернулся и быстро пошел — почти побежал — прочь. Скоро он скрылся в темноте. Острый слух Хуго уловил щелчок замка. По коридору пронесся сквозняк, и тут же прекратился. Волшебник ушел.
Хуго пожал плечами, пощупал монеты в кармане камзола, взялся на всякий случай за меч, поднял лампу, вошел в комнату и принялся разглядывать мальчика.
Нельзя сказать, чтобы Хуго любил детей. Он их почти и не видел. Своего детства он не помнил — это и неудивительно, оно было слишком коротким. Кирские монахи не поощряли веселой, беспечной детской невинности. И потому каждый ребенок в монастыре сразу сталкивался лицом к лицу с суровой реальностью. В этом мире, где не было богов, кирские монахи поклонялись единственному, что было определенно и неизбежно, — смерти. Жизнь дается людям случайно, без толка и смысла. Никто не волен выбирать, когда ему родиться. Грешно радоваться столь сомнительному и неверному дару. Смерть же приходит к каждому в назначенный час. |