— Привал! — громко произнесла я, устало опускаясь на праву.

Вечернее солнце закрыла тень.

— Рано, мы должны пройти ещё несколько миль, — громко произнесла Пармия, глядя на меня сверху вниз.

— Она устала, значит, мы будем отдыхать, — тихо проговорил Альтанир, встав между мной и кошиярой.

— Кто ты такой, чтобы решать за женщину? — ощерилась, показав клыки кошка.

— Я её мужчина, — спокойно ответил Нир.

Возможно, тон его и был спокойным, но даже я, ослабленная воздействием измененного артефакта, поёжилась от этого голоса, Пармия же зашипела еще громче и отступила на пару шагов.

— Не забывай, кошка, ты властна только над своими котами. В нашем мире иные правила. Я сказал, что будет привал, следовательно — он будет, — по-прежнему не повышая голоса, произнёс Альтанир.

Мне вдруг стало холодно. Я было подумала, что это очередной эмоциональный всплеск, но поняла, что ошиблась, когда с осеннего Даймирского неба, которое никогда вообще не видело снега (за исключением горных вершим и дальних северных районов), начали падать колючие ледяные снежинки.

— Друг, успокойся. Она тебя поняла, — примирительно проговорил Айсек, положив руку на плечо саринейца.

Альтанир дёрнул плечами, опустил голову и несколько раз глубоко вдохнул.

— Извините, сам не знаю, что со мной, — виновато произнёс он. — Я просто теряю контроль, когда кто-то повышает голос на мою невесту.

Никто не решился ответить ему.

Кошияры и Айсек быстро смяли высокую траву, приготовив место для ночлега. Самирунь заверила нас, что с едой и водой проблем не возникнет, и мы взяли с собой только несколько покрывал, сменную одежду на случай если попадём под дождь, и мою сумку с заветными бутылочками от Дисконии.

Айсек, Альтанир и Пиротэн отправились за дровами для костра, две кошки тем временем охотились за дичью для ужина, со мной же остались Пармия и Раникэ.

— Любила ли ты когда либо? — тихо проговорила Раникэ, присев рядом со мной на покрывало.

— Я люблю своих родителей, люблю подруг и друзей, — ответила я. — Но ты спрашиваешь о другой любви, так ведь?

— Любила ли ты когда-нибудь так, что готова была отдать свою жизни за любимого? Так, что сердце превращается в камень и не бьётся больше, если его стук не слышен ей? Любила ли ты так, что душа становится раной, когда теряешь любимую? Я потеряла свою паракоши, — голос Раникэ дрогнул, но она продолжил: — Ты вряд ли представляешь, что это означает. Так я расскажу тебе, паракоши — это половинка тебя. Есть истинные пары, даже у нас — кошияр, есть истинные пары, в которых кошка находит своего кота. И такие пары неразлучны, если умирает один, другой следует за ним. Всё как у всех оборотней. Но у нас есть паракоши, это и величайший дар богов и проклятие одновременно. Это большая редкость. Мы не просто любим друг друга, мы едины во всём, чувствуем боль и радость друг друга, одновременно смеёмся и плачем, мы способны сливаться в единое целое, становясь одним большим и непобедимым существом. Не метафорически, а буквально, физически. Из-за тебя я потеряла свою паракоши, сегодня я умерла вместе с ней. Так скажи мне, девушка из чужого мира с янтарными прядями, ради чего я умерла?

И я не смогла ей ответить. Я сидела, обняв колени, и плакала. Может я и не познала её боль, но мне тоже было больно.

— Прости, — прошептала я сквозь слёзы. А дальше слова полились рекой: — Я не просила этого, не хотела. Меня готовили к бессмысленной и бесполезной придворной жизни, но молодая императрица захотела, чтобы её фрейлины были подкованы в политике и экономике.