Портеус взглянул на нее, но, кажется, не узнал. Он разительно изменился – сильно сбавил в весе, а взгляд его сделался пустым, как у новорожденного теленка.

– Может, и так, Портеус, но я еще не закончил беседу. Вот когда поговорю с этими молодыми леди, их сможет увидеть и Лапсор.

– Фалтус, подумай как следует. Если лорд не сможет вовремя приступить к своей работе, он будет недоволен.

– Увы, дорогой Портеус, иногда такое случается. Лорд Лапсор меня поймет.

Отказ Вексенна был выше разумения Глэйвса.

Снова послышался стук, и служанка внесла поднос с горячим келутом. При виде связанных рук молодых женщин брови ее поползли вверх, но она, не сказав ни слова, накрыла на стол. Лагдален и Эйлса взялись за чашки. Портеус пробормотал что-то себе под нос, резко повернулся и вышел из комнаты.

– Я должен извиниться за поведение моего друга Портеуса. Последнее время он сам на себя не похож.

Лагдален отпила глоточек келута и взглянула на Вексенна. Она начинала понимать, что к чему. Связавшись с этим Лапсором, Вексенн все равно что поймал тигра за хвост. Он не мог чувствовать себя в безопасности даже в собственном великолепном доме.

– Итак, мастер Вексенн, лорд Лапсор гостит здесь, у вас?

На лице Вексенна появилась вымученная улыбка, тогда как рука его сжалась в кулак.

– О да. Необычный гость. Разместился в подвале, можете себе представить. Живет там с целой армией всяких диковинных существ. Невероятно, но он сотворил их всего за несколько недель.

– Портеус Глэйвс упоминал о какой-то «работе». Что он имел в виду?

Вексенн побледнел. Рука его задрожала, и чашка звякнула о блюдце. Перед мысленным взором предстали кошмарные образы.

– Ах, давайте не будем… не стоит обсуждать такие вещи. Пойдемте лучше прогуляемся по оранжерее. Вам там понравится. Да, наверняка понравится.

Женщины поднялись, и Вексенн повел их по великолепным залам своего огромного дома. Двое стражей следовали за ними на почтительном расстоянии. Через некоторое время они остановились перед огромным холстом с изображением кипевшей под мрачным тучами кровопролитной битвы.

– Это «Танагос» Йеффа Хиларда. Существует ли что-либо, способное сравниться с этим полотном по накалу ярости и страсти?

Лагдален вынуждена была согласиться. Благодаря несравненному мастерству Хиларда великое сражение при Танагосе разворачивалось перед глазами зрителей почти как наяву. Восседавшие на белых конях рыцари Аубинаса устремлялись вперед, чтобы прорвать строй армии Повелителя Демонов. Люди, бесы и тролли наносили яростные удары, упавшие корчились в агонии. Под нависшими грозовыми тучами решалась судьба цивилизации.

Некогда – припомнила Лагдален – слово Аубинас и впрямь произносили с гордостью. Земля эта была родиной великих воителей, бесстрашно отстаивавших дело Аргоната. Увы, за много поколений жители этого края забыли о верности союзу и прониклись высокомерием по отношению к соседям.

В ярко освещенном коридоре они задержались, чтобы насладиться первым изображением Санберга кисти Хонориста Аупоза.

– За свою жизнь великий Хонорист писал Санберг сорок один раз. Гора одна, а картины все разные. Каждая из них уникальна – и погода, и время дня, и угол зрения все имеет значение. Санберг многолик.

На Эйлсу, дочь Ранара, богатство и красота огромного дома произвели немалое впечатление. Ваттельские горцы гордились длинными родословными, но главным их богатством были стада овец. В их старинных домах не было и намека на роскошь. Конечно, она слышала об Аупозе и других мастерах его школы, но за всю свою жизнь видела только одну его картину, хранившуюся в доме банкира из Марнери. Здесь же они висели повсюду, вместе с полотнами бессмертного Хиларда и Десли из Во.