|
— Прошу извинить меня. Я никак не думал оскорбить ваш орден. Он, бесспорно, послужил действенным оружием в борьбе за христианские ценности. Но, право же, я испытываю смущение. Разве это не непосильная задача — обелить имя, которое столь сильно запятнано? Нет никакого сомнения в том, что повсюду известно о жестокости и порочности Дракулы. — То, о чем говорят повсюду, придумали люди, одержавшие над ним верх. — Голос графа тоже смягчился. — Власть их велика, они контролируют любое значимое издание. Поэтому клевета и распространилась столь широко. — Он указал на стол, на котором лежала груда памфлетов. — Если понтифик дарует прощение Дракуле, то затем в Риме и в Буде можно напечатать брошюры с другими историями, иным изложением событий, которое соответствовало бы правде. Кардинал улыбнулся, хотя бы для видимости. — Вы имеете в виду историческую правду? Но я всегда спрашивал себя: а что это такое? Допустим, мы здесь добьемся чего-либо. Будет ли это правда или опять-таки всего лишь версия, соответствующая нашим устремлениям? — Он вздохнул. — Но вы совершенно правы, граф Хорвати. Печатная продукция — это оружие, такое же острое, как палаш или секира, иногда даже острее. Если бы у дьявола была возможность напечатать Библию, то был бы он так непопулярен, как теперь? Легат улыбнулся, взглянул на Петру, который стоял с открытым ртом, потом наклонился и спросил: — А какова она, истина, которую вы собираетесь рассказать всем? — Та, которую мы услышим, — ответил граф. — Возможно, что чудовища вовсе и не существовало, оно — порождение россказней. Стоит учесть, что турки утвердились в Италии, в Отранто. Штандарт султана поднят над стенами захваченного Константинополя, и неизвестно, куда он двинет свои армии. Так разве это не та самая история, которая необходима именно сейчас? Разве не ее жаждут услышать те, кто отчаялся? Гримани снова откинулся в кресле, на его лице заиграла примирительная улыбка. Он начал отвечать, говорил медленно, голос его звучал отчетливо и ясно, для записи: — Очень хорошо, граф. Я признаю, что времена действительно опасные. Вы попросили меня выступить судьей. Тогда позвольте мне начать. — Он указал на исповедальни. — Кто ожидает там, за занавесями? Почему именно они выбраны для того, чтобы рассказать нам эту историю? — Пусть эти люди ответят сами. — Граф подтолкнул Петру вперед. Спатар громко постучал в первую исповедальню. — Кто ты? — спросил он. Рыцарь слышал голоса, но с трудом различал, раздаются они наяву или в его мыслях. Слишком много впечатлений навалилось на него в этот день. Неожиданно до него донесся голос одного из судей. Он понял, что этот человек находится совсем рядом с ним, и вспомнил, что встречал его прежде, в те дни, когда мог видеть и совершать деяния, за которые теперь наказан. Это открытие, а заодно и неожиданно нахлынувшее осознание того, что его освободили от темноты, совершенно парализовали мозг заключенного, который и без того долгие годы балансировал на грани безумия. — Меня зовут Ион Тремблак, — произнес он и только потом понял, что это на самом деле так. В этот же миг вскрикнул граф, вспомнивший его, женщина в крайней исповедальне и отшельник — в средней. А Петру продолжал: — Как ты узнал Дракулу, прежнего воеводу Валахии, чью историю мы бы хотели сегодня услышать? — Я знал его с детства, постоянно, на каждом шагу был рядом с ним, скакал с ним стремя в стремя на охоте и на войне. |
