|
Я разделил с ним муки и триумф, был его ближайшим другом. — Человек заплакал. — И я предал его. Повисло короткое молчание. Его прерывали рыдания, доносящиеся из второй исповедальни, и Хорвати повернулся к ней. — А вы, дама, — спросил Петру, — кто вы? Женщина сидела в исповедальне, тоже слушала и старалась осмыслить происходящее. Она всегда знала, что однажды наступит такой день, когда ей придется ответить за прегрешения. Монахиня была готова, спокойна, на все согласна, пока не услышала голос единственного человека, которого она когда-то называла другом и уже давно считала мертвым. Женщина глубоко вздохнула, чтобы успокоить себя, стерла слезы с лица, собралась с духом и ответила: — Меня много лет знали только как настоятельницу монастыря сестер милосердия в Клежани, но и в одежде монахини я всегда оставалась Илоной Ференц. Я любила Влада Дракулу с того самого момента, как впервые увидела его, будучи рабыней султана, и до рокового часа, когда приготовила тело моего князя, чтобы предать его земле. Он тоже любил меня. Теперь уже вскрикнул от неожиданности рыцарь, рыдающий в первой исповедальне. Ион снова не мог поверить в то, что все происходит на самом деле. Ведь женщина, которая только что говорила, была мертва. Он сам видел, как ее зверски убили. Тремблак стонал в полный голос и бился головой о стенки исповедальни. Из последней, третьей кабинки не доносилось ни звука. Петру постучал в нее, но отшельник не пошевелился. — А вы? Говорите! Мой господин, я думаю, он не может говорить. Отшельник много лет прожил в пещере, затерянной в горах, и никто никогда не слышал его голоса. Хорвати наклонился и громко спросил: — Слышите меня? Скажите нам, кто вы такой и какое отношение имели к человеку, которого мы здесь собираемся судить. Перья перестали скрипеть. Повисла тишина, молчание затягивалось. Петру уже собирался войти в исповедальню и тащить отшельника в дальний конец зала, где были приготовлены орудия пыток, но в этот момент раздался голос, грубоватый и очень слабый от долгого молчания: — Я знал его в некотором смысле даже лучше, чем кто-либо другой, слышал о каждом деянии, которое он совершил, и знаю, почему Влад Дракула поступал так. Потом голос зазвучал увереннее: — Мое имя — брат Василий. Я был его духовником. Перья одно за другим снова задвигались, писцы усердно заносили на пергамент последние слова отшельника. — Интересно, — произнес кардинал. — Даже если оставить на какое-то время в стороне тот факт, что ты собираешься предать огласке тайны исповеди. — Он распрямился в кресле. — Ладно. Так кто из них будет говорить первым? Кто начнет историю Дракулы? Ион Тремблак подался вперед. Его лицо показалось из-за откинутой занавески. — Я начну, — сказал он поспешно. Этот человек ждал очень долго, пять лет провел в полной темноте. Сейчас и здесь он мог видеть свет, пусть даже чуть-чуть. В комнате находился священник, а сам Ион сидел в исповедальне. Ничего, что византийская церковь эти кабинки не использует. Ион полагал, что Бог, православный, католический, любой другой, давно уже отказался от него. Но это был единственный шанс раскаяться, обратить на себя внимание Господа и получить прощение за свои немалые грехи. — Я начну, — снова сказал Ион, пока его не перебил кто-то другой. — Вы же понимаете, что только я знал его с самого начала. |
