— Hijo de puta, — произнес он, когда я приблизился.

— Надеюсь, ты не обо мне?

— Все, кроме тебя, плачутся, что приходится работать в пятницу вечером. А ты появляешься здесь с девушкой. И тем не менее для тебя работы так и нет.

— Тот же парень, тот же шаблон?

— Да, — ответил он, приоткрывая карандашом пластиковый пакет. — Опять сухая кость. Ни капли крови.

Его слова вызвали у меня легкое головокружение. Я заглянул в мешок. И снова части тела были удивительно чистыми и сухими. Они даже имели голубоватый оттенок, будто законсервированы на отведенный им момент времени. Прекрасно.

— Разрезы несколько отличаются, — заметил Эйнджел. — В четырех местах, — показал он. — Здесь очень грубо, почти эмоционально. Здесь уже не так. Здесь и здесь. А?

— Очень мило, — отреагировал я.

— А теперь смотри сюда.

Карандашом он сдвинул в сторону обескровленный обрубок. Под ним белел другой фрагмент. Плоть с него была аккуратнейшим образом удалена по всей длине кости.

— Зачем бы ему так делать? — тихо спросил Эйнджел. Я вздохнул.

— Он экспериментирует. Пытается найти идеал. — И я уставился на аккуратный и сухой разрез, пока не осознал, что Эйнджел смотрит на меня уже довольно долго.

— Как будто ребенок играет с едой, — так я описал картину Рите, после того как вернулся к машине.

— О Боже! Ужасно, — только и смогла сказать она.

— Я думаю, правильный термин здесь — противно.

— Как ты можешь шутить, Декстер? Я успокаивающе улыбнулся.

— К таким вещам привыкаешь. Работа… Мы все шутим, чтобы скрыть боль.

— О Господи! Надеюсь, этого маньяка скоро поймают.

А я думал об аккуратно сложенных частях человеческого тела, разнообразии разрезов и восхитительном отсутствии крови.

— Не думаю, чтобы очень скоро, — ответил я.

— Что ты сказал?

— Я говорю, не думаю, что это будет скоро. Убийца исключительно умен, а детективу, ведущему дело, интереснее играть в политику, чем раскрывать убийства.

Рита посмотрела на меня, как бы желая понять, не шучу ли я. Потом некоторое время, пока мы выезжали на федеральное шоссе № 1, сидела молча. Она не произнесла ни слова, пока мы не въехали в южный Майами.

— Я никогда не смогла бы привыкнуть видеть… Не знаю, как сказать… изнанку? Вещи, как они есть? В общем, так, как это видишь ты, — наконец сформулировала она.

Она застала меня врасплох. Я воспользовался тишиной, чтобы еще раз вспомнить аккуратно уложенные части тела, от которых только что уехал. Мысли с жадностью кружились над чисто и сухо разделенными конечностями, как орел в поисках дичи. Замечание Риты оказалось настолько неожиданным, что с минуту я даже не мог ничего сказать.

— Что ты имеешь в виду? — наконец удалось мне произнести.

Она нахмурилась:

— Я… я не совсем уверена. Просто… Мы все полагаем, что существует… какой-то определенный порядок вещей. То есть, как все должно быть. А на самом деле все наоборот, более… не знаю… темнее? Приземленнее? Что-то вроде этого. Конечно, я думаю, что детектив хочет поймать убийцу, разве не этим должны заниматься детективы? И раньше мне в голову не могло прийти, что вокруг убийства может быть что-то политическое.

— Практически все, — сказал я, поворачивая на улицу Риты и замедляя ход перед ее чистеньким, неприметным домом.