— Но ты… — продолжала она, не замечая ни где мы находимся, ни что я только что сказал. — Вот где твое начало. Большинству людей не дано видеть так глубоко, как тебе.

— Я не настолько глубокая личность, Рита, — ответил я, резко остановив машину.

— То есть на самом деле все имеет два лица: одно, когда мы притворяемся, и другое — когда на самом деле? А тебе уже все известно, и для тебя это просто игра.

Понятия не имею, что она пыталась сказать. По правде, пока она говорила, я бросил все попытки что-либо понять и мысленно вернулся к сцене последнего убийства. Чистота плоти, импровизационное качество разрезов, безукоризненная чистота, без единого пятнышка, и полное отсутствие крови…

— Декстер.

Рита положила мне на плечо руку. Я целую ее.

Не знаю, кто из нас больше удивился. На самом деле я и не думал приступать к этому раньше времени. И духи ее здесь совершенно ни при чем. Я довольно надолго прижался губами к ее губам.

Она отстранилась.

— Нет. Я… Нет, Декстер.

— Хорошо, — ответил я, все еще потрясенный тем, что сделал.

— Не думаю, что я хочу… Я не готова… Черт, Декстер! Она отстегнула ремень безопасности, открыла дверь машины и забежала в дом.

О Боже, подумал я. И что это я, скажите на милость, сделал?

Знаю, что еще долго буду удивляться, может быть, даже почувствую разочарование оттого, что только что уничтожил свою маскировку — после почти двух лет идеальной эксплуатации!

Но все, о чем я сейчас могу думать, — это опрятная кучка частей человеческого тела.

Никакой крови.

Ни капли.

Глава 7

Тело растянуто именно так, как я люблю. Руки и ноги привязаны, рот заклеен клейкой лентой: в рабочей зоне не будет ни шума, ни движения. Моя рука твердо держит нож, и я совершенно уверен, что в этот раз все будет хорошо, я получу огромное удовлетворение…

Только это не нож, а что-то вроде…

И рука не моя. Хотя моя рука двигается вместе с этой, лезвие лежит не в моей руке. И комната маленькая, такая узкая, что смысл появляется только тогда, когда понимаешь, что это не комната, а… что?

А вот и я парю над этим безукоризненным, хоть и ограниченным рабочим пространством, над этим соблазнительным телом. Чувствую холодное дуновение вокруг себя и, каким-то образом, — даже сквозь себя. Если бы я мог чувствовать свои зубы, уверен, что они бы стучали. И моя рука, в идеальном унисоне с той, другой рукой, поднимается и мягкой дугой опускается для безупречного рассечения…

Конечно, я просыпаюсь в своей квартире. Почему-то стоя у входной двери, совершенно голый. Могу еще понять, когда ходят во сне, но раздеваться во сне? Спотыкаясь, возвращаюсь к своей небольшой кровати на колесиках. Скомканное постельное белье лежит на полу. Кондиционер снизил температуру почти до шестидесяти градусов. Это было уместно вчера, чтобы слегка охладиться после того, что произошло между нами с Ритой.

Абсурд, как такое вообще могло случиться? Декстер, бандит-любовник, ворующий поцелуи. После возвращения домой я долго стоял под горячим душем и, прежде чем забраться в постель, повернул термостат на минимум. В самые темные моменты жизни мне кажется, что холод очищает. Не стану притворяться, будто понимаю почему.

А было холодно. Даже сейчас, все еще среди последних клочьев ночного сна, слишком холодно для кофе и начала нового дня.

Как правило, я не запоминаю сны, а если все же они остаются в памяти — не придаю им значения. Поэтому так нелепо, что этот сон все еще со мной.

Я парю над безукоризненным, хоть и ограниченным рабочим пространством — моя рука, в идеальном унисоне с той, другой рукой, поднимается и мягкой дугой опускается для безупречного рассечения…

Я читал книги.