Хвостек повторял беспрестанно:
— Плюгавая чернь!.. Не посмеют!..
Вдруг вспыхнуло небо: на нем показалось словно кровавое пятно… Вскоре оно исчезло… Взамен показался столб красного дыма, а вскоре и желтое пламя высоко запылало. То кметы зажгли свой первый костер…
Княгиня вздрогнула и закрыла глаза руками.
— Это просто пастушеский костер, — сказал князь, засмеявшись. Но сыновья в ту же минуту крикнули:
— О! Еще один, другой, третий…
На холмах и пригорках один за другим появлялись огни; красное зарево охватило все небо. Окрестность казалась залитой огнями. Хвостек сердито приказал:
— Зажечь костер! Пусть знают, что я их не испугался…
На вершине башни лежала заранее приготовленная куча лучин и сухого дерева; слуги ее подпалили. Хвостек улыбался. Княгиня молчала; потом, сделав рукой знак сыновьям, она начала спускаться вниз. Те следовали за нею.
Хвостек еще раз бросил взгляд на окрестность, плюнул с башни, словно бы на весь мир, и тоже начал спускаться.
В избе Брунгильда прохаживалась большими шагами взад и вперед.
— Дети не могут, не должны оставаться здесь… — говорила она. Хвостек как раз в это время входил в избу.
— Отчего б им и не остаться? — спросил он. — Хочется разве тебе, чтобы попали они в руки проклятой черни, убили чтоб их? Нет, они здесь более безопасны, чем за стенами замка!
Сыновья припали к материнским ногам, прося позволения остаться.
Рассердившись, княгиня топнула ногой.
— Нет, — сказала она, — нет! Еще сегодня спрашивала я ворожей, глядела на небо, все предвещает близость опасности… Никто не хотел верить, что кметы сегодня зажгут огни, а вот же зажгли их… Оправдается и все остальное… Я больше знаю… мы погибнем! Пусть же они остаются живы, чтобы было кому отомстить кметам…
Хвостек бесился, княгиня выходила из себя, они чуть было не подрались; князь, впрочем, отступил первый, опустил голову и проворчал сквозь зубы:
— Будь, что будет!
Княгиня велела сыновьям снаряжаться в дорогу. Мухе приказано было готовить лодку. Молодым людям пришлось сменить княжескую одежду на простую сермягу, а меч спрятать под нею. Оба горько плакали… Но решимость матери была непреклонна; волей-неволей приходилось повиноваться.
Хвостек молча прижал сыновей к груди.
— Пусть хоть до завтра побудут… — проговорил он.
— Нет, нет… ни одной минуты; завтра нас окружат со всех сторон…
Парни молчали. Недовольный Хвостек, глядя на них, ворчал себе что-то под нос.
Княгиня вышла и сейчас же вернулась с обвязанною каким-то тряпьем головою, в плаще из простого сукна, небрежно накинутом на плечи.
— Я провожу вас до того берега, — сказала она, — пока не сядете на коней, я буду с вами…
Она обоих поцеловала.
Хвостек молчал. В открытое окно повсюду виднелись огни.
— Видите, — проговорила Брунгильда, — это означает войну… Быть может, завтра она начнется… Замок будет обороняться… Возьмут его и дом — останется еще башня… Один, два, три месяца можно прожить в ней… Спешите к деду и возвращайтесь с помощью… скорее…
Она перевела дух.
— А если бы и нас, и башни уже не было… отмстите за смерть отца с матерью… не жалейте этого жалкого, змеиного племени!
Хвостек настаивал на своем.
— Они никогда столба не разрушат, — проговорил он. — Являйтесь с саксонцами, осаду мы выдержим…
Сыновья еще раз припали к ногам родителей и, следуя приказанию княгини, вышли из избы… Сейчас же у самой башни стояла лодка. |