— А тебе разве ворожея какая-нибудь сказала, что избрать нам себе в князья следует "малого"?

— Нет, — отвечал гость, — но кто, будучи бедным, сумел прожить честно, снискать себе любовь и уважение других, тот и при условиях богатства и власти, наверное, не изменится…

Товарищ его прибавил:

— Ведь и тот, у кого мы гостили во время празднества пострижения отрока-сына, — человек не богатый, а ведь все вы его уважаете. Отчего бы не избрать его князем?… Ум у него обширный…

— Пяст!.. — в один голос крикнули кметы. — Пяст!..

И точно в первый раз услышали это имя: все начали о нем говорить…

Между тем наступили сумерки. Чужеземцы, простившись с кметами и поблагодарив их за угощение, уехали, чтобы пораньше успеть приискать себе ночлег.

Кметы еще долго совещались, а некоторые из них прямо с вече направились к Пястовой хижине.

Старик стоял у ворот, осматривал табун, вернувшийся с поля. Лошади при виде своего господина весело ржали. Невесел был только хозяин. С тех пор как только побывали у него чужеземцы, а также со времени низвержения последнего князя, мысли, одна другой неотвязчивее, бродили у него в голове, не давая ему покоя.

Стибор, Болько и Мышко подъехали к воротам, сошли с лошадей и окружили хозяина, оживленно его приветствуя.

— Рад гостям, — произнес радушно старик, — зайдите в избу отдохнуть… Угостить только вас, право, ничем особенным не могу! Дома-то найдется немногое!.. Хлеб, впрочем, есть… Что же, привезли хорошие вести? Выбран князь, или все еще нет?

Гости вздохнули, посмотрев друг на друга.

— Князя у нас и по сию пору нет, свободы же через край… А тем временем голодные поморские волки жгут наше добро, разоряют землю; нет ни сна, ни умения обороняться… Просто дышим едва… Проклятые Лешки все новых поморцев на нас насылают… Время уходит…

Болько прибавил:

— А ты по-прежнему ухаживаешь за пчелами и не хочешь к нам заглянуть, чтобы подать добрый совет? Твое слово имело бы вес и значение перед людьми…

— Можно ли словом оказать помощь там, где уж и кровь заговорила, да и ее не послушались? — возразил Пяст. — Я малый, убогий человек…

Эти слова, услышанные впервые из уст Визуна, затем повторенные чужестранцами, а теперь и самим Пястом, показались кметам как бы предопределением судьбы.

— Я человек малый и бедный!..

Словно боязнь какая-то овладела ими: им чудилось — боги требуют, чтобы Пяст, а не кто иной, избран был князем.

— Завтра… — начал Болько, — последний день настоящего вече… Не может быть… не допустим мы этого, чтоб тебя не было с нами. Мы за тобой приехали, ты должен с нами идти… Все тебя просят, зовут… Не захочешь пойти, вече снова ничем не окончится, жалобы всех падут на тебя…

Старик оставил эти слова без ответа.

Кметы хотели было возобновить свои настояния, как у порога остановился бледный, еще не вполне оправившийся Доман, прямо прибывший с Ледницы.

По лицу его видно было, сколько он выстрадал. Кметы, слыхавшие уже о его приключениях, немедленно окружили интересного гостя, желая узнать, что с ним произошло и как он сумел спастись от поморцев.

Доман им все рассказал, показывал свои раны и заклинал решиться немедленно жестоко отомстить врагам.

— Если вы и теперь не изберете себе вождя, — так заканчивал он обстоятельный рассказ о своих приключениях, — то всякий поймет, что остается заботиться лишь о целости своей собственной шкуры… Соберутся вооруженные шайки, и сильнейший наденет ярмо на всех… Да я первый соберу как можно больше людей, и тогда, — пусть и скот пропадает, пусть земля порастает быльем, пусть расхитят все волки!.