Болько Черный вымолвил первым:

— Пусть же будет по их совету; но какие доказательства и залог предложат нам Лешки в том, что мир действительно сохранят? Что завтра же деды их, иль немецкие дядья не вторгнутся в нашу землю, прослышав, что войско мы распустили?…

— Мы же будем жить среди вас безоружные, — ответил Бумир, — наши головы — лучший залог!

— Кто ж поручится, — прибавил и Мышко, — что вместо дружбы, которой сегодня вы добиваетесь, не взбредет вам на ум завтра потребовать власти?

— Дадим вам торжественную клятву на "камне, брошенном в воду", — сказал Бумир. — Что можем мы вам предложить в залог, если вы не довольствуетесь словом, клятвою, нашими головами?

Долго совещались старшины. Пяст спокойно выслушивал мнения их. Наконец он поднялся с места, сказав:

— Теперь отправимся к священному озеру; пусть каждый из нас запасется камнем для обряда торжественной клятвы… Бросая его на дно, повторим, что говаривали наши отцы: "Как этот камень, брошенный в воду, так пусть исчезнут все наши ссоры с враждой навеки".

— Как камень в воду! — воскликнули в один голос все Лешки. Старшины и воеводы угрюмо молчали, но князь, окинув их

грозным взглядом, поднял камень с земли и сказал:

— Идем все!

Лешки шли впереди, за ними воеводы и Пяст со старшинами. У каждого было по камню в руках. Пяст первый исполнил обряд, примеру его последовали другие, и воздух огласился криками радости, вылетевшими из тысячи грудей.

Наступила минута общего ликования. Лешки от души обнимали кметов. Всюду разослали гонцов объявить, что войны уж больше не будет, что вернулись дни мирной, спокойной жизни… Хвостековы сыновья, хоть этот мир и не пришелся особенно им по вкусу, так как лишал их не только власти, но и подчинял воле народной и Пяста, молча на все согласились. Поступи они иначе, и весь Леш-ков род навсегда бы от них отрекся. К тому же, быть может, они надеялись, что со временем многое переменится…

Кметы и Лешки легли отдохнуть на берегу озера, а челядь разбрелась по окрестным домам с тем, чтобы забрать оттуда все нужное для готовившегося празднества.

Пир назначен был на следующий день. Кметы распорядились послать за певцами, гуслярами, кудесниками… Пригласили и старика Визуна. Позаботились о священном огне, чтоб зажечь первый костер, и о воде из священного ключа. А во время этих приготовлений, как и прежде бывало, чужие гости куда-то исчезли.

В знаменательный день, день закладки полянской столицы, солнышко весело глянуло из-за леса и покатилось по синему небу. Пяст, окруженный старшинами, воеводами и народом, вышел в поле… По старинным обычаям, место, где предполагалось основать новый город, должно было кругом опахать новым плугом.

Но по странной случайности впопыхах кметы совсем забыли о плуге… Растерянные, они не знали, что делать, как внезапно кто-то из них увидел несколько в стороне, среди поля, новешенький плуг, запряженный парою черных волов. Он стоял без присмотра и, как видно, ждал своего хозяина.

Пяст с окружающими его старшинами, народом и гуслярами подошел к плугу: волы, словно этого только ждавшие, медленно стали подвигаться вперед.

Теперь, как и в день памятной битвы, две белые птицы плавали в воздухе над самой головой Пяста, а два аиста, мерно шагая, сопровождали его по бокам. Ни пение, ни шумные возгласы нисколько их не пугали. Стройное шествие подвигалось вдоль борозды, вспаханной Пястом, который затем уступил свое место старшему воеводе.

— Я первый вспахал землю, — заметил при этом Пяст, — но следует принять и другим участие… Всем надо работать, каждый должен принести свой посильный труд, чтобы город-столица был общим делом.