– Отец! – Его вопль смешивался с завыванием ветра, и наконец они зазвучали на одной ноте.

– Нет! – в отчаянии крикнул Ульрик, и в ту же секунду мы вырвались из потока и оказались в глубоких водах. Пространство вокруг нас заполнил высокий звук, но я не знала, кто его издает – ветер, море, или люди, гонящиеся за нами.

Мне хотелось узнать, чего хотел юноша, но Ульрик думал только о том, как избавить нас от опасности. Несмотря на ветер, туман еще сгустился, и светловолосый незнакомец вскоре потерялся в нем. Мы услышали еще несколько искаженных слов, увидели, как на берегу собираются белые тени, а потом солнце опустилось за горизонт, и все вокруг стало серым. В воздухе чувствовался явственный запах озона. Пронзительный вопль постепенно утихал, и, наконец, самым громким звуком стал плеск воды о борта нашей лодки. Я слышала хриплое дыхание Ульрика, который погружал весло в воду, словно автомат, и всеми силами старалась помогать ему. События на островке разворачивались слишком быстро. Я не успевала воспринимать их. Что мы видели? Кто этот юноша-альбинос, так похожий на меня? Чего так испугался Ульрик? Боялся ли он за меня или за себя?

Холодный безжалостный ветер продолжал гнаться за нами. Мне хотелось поднять весло и отбиваться от него. Потом на его пути стеной встал туман, и ветер взвыл, бессильно накатываясь на новое препятствие.

Теперь я чувствовала себя спокойнее, хотя и потеряла ориентацию, однако Ульрик ощущал направление гораздо увереннее. Ветер стих, и вскоре мы встали на якорную стоянку. Прилив был почти в высшей своей точке, поэтому нам не составило труда выбраться из каноэ на крохотный причал у нашего дома. Меня охватила невероятная усталость. Я не могла поверить, что до такой степени выбилась из сил после сравнительно недолгого напряжения. Однако больше всего меня занимали страхи мужа.

– Они не смогут преследовать нас, – сказала я. – У них нет лодок.

В современной, залитой ярким светом кухне мне стало немного лучше. Я приготовила горячий шоколад, с преувеличенным старанием смешивая ингредиенты и пытаясь понять случившееся. Снаружи царила непроглядная тьма. Ульрик, по всей видимости, все еще не оправился от растерянности. Он бродил по дому, осматривая замки и окна, вглядываясь в темноту сквозь задернутые занавески и прислушиваясь к звуку волн. Я спросила, о чем он думает, и Ульрик ответил:

– Ни о чем. Просто у меня тяжело на душе.

Я заставила его сесть и выпить шоколада.

– Из-за чего? – спросила я.

На его лице отразились неуверенность и тревога. Он помедлил, и мне показалось, что он готов заплакать. Я взяла его за руку, села рядом, заставила пригубить шоколад. На его ресницах блестели слезы.

– Чего ты испугался, Ульрик?

Он пожал плечами.

– Потерять тебя. Я испугался, что все начнется снова. В последнее время меня мучили кошмары. Тогда они казались мне глупыми. Но происшествие на островке… у меня такое чувство, словно все это уже было. Еще меня напугал ветер. Мне это не нравится, Оуна. Я продолжаю вспоминать Эльрика, наши кощмарные приключения. Я боюсь за тебя, боюсь чего-то, что может нас разлучить.

– Это должно быть нечто очень серьезное! – Я рассмеялась.

– Порой мне кажется, что моя жизнь с тобой – это восхитительный сон, награда, которой мое сломленное сознание компенсирует мучения нацистских пыток. Я боюсь проснуться однажды и опять очутиться в Дахау. С тех пор как мы познакомились, я отлично знаю, насколько трудно провести грань между грезами и реальностью. Ты понимаешь меня, Оуна?

– Конечно. Но ты не спишь. В конце концов, у меня есть навыки похитителя снов. Если кто-нибудь и способен развеять твои сомнения, то только я.

Он кивнул, успокаиваясь и благодарно стискивая мою ладонь. Я видела, что он взбудоражен.