Капитан корниловского ударного офицерского полка Горохов, поручик из офицерского дроздовского ударного батальона Иванов Второй, есаул Норкин из кубанской дивизии, штабс-капитан Корнеев из конной бригады Шатилова.

Хороших отношений между попутчиками не сложилось, ибо все были озлоблены.

Капитан-корниловец Горохов, со знаком первопоходника на выцветшей гимнастерке, которая была видна из-под накинутой на его плечи шинели, видел всё в черных тонах:

– Радуетесь, господа? – вдруг спросил он офицеров, которые смотрели на удалявшийся Крым.

– А чему радоваться? – спросил поручик-дроздовец Иванов Второй.

– Дак мы среди счастливчиков. Ушли от большевиков, – сказал Горохов. – А ушли то далеко не все.

– Может и верно, что не ушли, – сказал Корнеев. – Куда идем, господа? Кто нас там ждет?

– Вы верите красным, штабс-капитан? – Иванов посмотрел на кавалериста. – Они бы вас сразу к стенке и поставили.

– Говорят красные нас и там встретят, – злобно усмехнулся Горохов.

– Где там? – спросил Слуцкий. – В Константинополе?

– Какой Константинополь? Кто даст нам туда дойти? Говорили, что две красные подлодки уже нас поджидают. У них приказ!

– Какой? – тревожно спросила молодая медсестра, что проходила мимо, и её заинтересовали слова Горохова.

– Топить нас! – зло засмеялся Горохов.

–Что за ерунду вы говорите, господин капитан? – спросил Слуцкий. – Какие подводные лодки? У красных нет здесь подводных лодок.

Горохов махнул рукой и сказал:

– Так говорят. А там кто знает.

– Зачем же девушку пугать? – спросил Слуцкий.

– А разве кого-то из нас еще можно хоть чем-то напугать, подпоручик? Или не отбоялись за эту войну? Те, кто поумнее нас с вами, уже давно покинули Россию. Они-то видели, чем все это закончится! А вот я, дурак набитый, поверил тогда Корнилову, что надобно Россию спасать!

– Стыдитесь, капитан!

Горохов с усмешкой посмотрел на Слуцкого.

– Тебе сколько лет, щенок, что ты меня стыдишь? Я с лета 1914 года на фронте! И все на передовой. Всегда под огнем! И посмотри на меня теперь? Пять ранений. Два креста! И пустые карманы. Из вещей ничего нет! А вон там, – Горохов показал на верхние палубы. – В каютах сидят штабные и интенданты. Слышишь крики? Это они гуляют и пьют вино. И золотишко звенит в их карманах. А я только вшами стал богат на этой войне.

Слуцкий спорить не стал. Впрочем, Горохову и не был нужен спор. Он говорил сам себе…

***

Подпоручик отошел в сторону, и к нему подошла медсестра.

– Меня зовут Таня, – сказала она.

– Подпоручик Слуцкий. Алексей.

– Таня Варнек. Я в госпитале работала в Севастополе.

– А я служит в Самурском пехотном полку. Всю войну. Вот бегу из России.

– И я бегу. Но уже думаю, не ошиблись ли? Что нас ждет? Скажите Алексей.

– Не знаю, Таня.

– Вы только посмотрите на их лица, Алеша. Они злы на весь мир.

– И есть, отчего злиться, Таня.

– Ваше лицо это редкое исключение. Я ведь ухаживаю за ранеными. В трюме их много. Какие они все мрачные и грубые. А женщины, что следуют за своими мужьями?

– А чему радоваться, Таня?

– Вы правы, Алёша. Радоваться нам нечему. Но можно остаться человеком и здесь.