Ханна и Дэвид услышали щелчок закрываемой двери и откинулись на спинку дивана. Ханна сказала:

– Куда он пойдет в такое время? Уже почти девять… О, нет! Уже почти девять. Как быстро пролетело время!

– Точное наблюдение, поэтому иди сюда. – Дэвид привлек её к себе. – В ответ на твой первый вопрос: Питер отправился в свой клуб. Это заведение работает до последнего клиента. Питер как-то сказал, что клуб предназначен для одиноких слуг и денщиков, и со смехом добавил, будто членский билет дают только тому, кто может поклясться, что никогда не называл хозяина его христианским именем. И это не шутка, потому что сам он постоянно говорит «да, сэр». Не раз я пытался убедить его не обращаться ко мне «сэр» – он Питер, я Дэвид, по моему мнению, этого довольно, – но безуспешно. Полагаю, дело в привычке. Но все равно, пусть лучше у меня будет такой друг как он, чем любой другой из знакомых мне мужчин, а у меня обширный круг знакомств, как среди благородного сословия, так и среди простых людей. Но, – Дэвид обнял её, – хватит о Питере и его причудах. Давай поговорим о нас, Ханна?

Стиснутая Ханна тяжело задышала.

– Когда… я смогу говорить, давай.

– О, прости, любовь моя, прости. – Дэвид ослабил хватку, наклонился к Ханне и сказал: – Да, вот что ты для меня – моя любовь. Моя любовь. Не могу поверить. И не ищу ответа на вопрос, который постоянно занимает мой ум: неужели с нашей первой встречи прошла всего неделя? Значит, время не властно над чувствами: за секунду можно умереть от страха или ожить, как я, когда увидел тебя в первый раз. Пусть я никогда не смогу объяснить случившееся – как уже говорил, это и не нужно, – но мне хочется знать, каким будет наше будущее.

Ханна попыталась высвободиться из объятий Дэвида, но он снова притянул её к себе, на этот раз нежнее, и прошептал:

– Ханна, мы оба нашли кое-что очень редкое… по крайней мере, насколько я могу судить.

 Она помешкала с ответом, потому что Дэвид смотрел ей в глаза, и было трудно подобрать слова, способные выразить, что она в тот момент чувствовала. В разлуке она постоянно думала о нем и вскоре поняла, что не просто влюбилась в Дэвида, но по-настоящему любит его. Но разве не то же самое было у неё с Хамфри? Нет, сейчас все по-другому, она действительно любит этого мужчину. Все ровно так, как он и сказал: она стремится к нему, желает его и всегда будет в нем нуждаться. И от нее зависит, найдется ли Дэвиду место в её будущем или нет. Но Хамфри никуда не делся.

«Не говори этого! Не говори!» – взывал к ней разум, когда сквозь пелену мыслей пробился голос Дэвида:

– Что такое, дорогая? Что случилось? Я тебя расстроил?

Ханна закрыла глаза, чтобы не видеть его, и сказала:

– Ты никогда не сможешь меня расстроить, Дэвид, только если разлюбишь меня. И да, я тоже люблю тебя и тоже не понимаю, как это произошло. Только знаю, что ждала этого долго-долго.

– Значит, мы должны быть вместе навсегда.

Услышав решительные слова, Ханна распахнула глаза, покачала головой и воскликнула:

– Нет! Нет, я не могу. Мы не можем, Дэвид, быть вместе, не причинив боли другим людям, но мы можем встречаться.

– На стороне, ты имеешь в виду: по вечерам в четверг и по субботам, возможно, воскресеньям, пока Хамфри не изменит привычный распорядок.

– Да, пусть так. Именно это я и имела в виду, но послушай, послушай, – Ханна прижала палец к губам Дэвида, – я чувствую, с ним что-то происходит. В воскресенье Хамфри вернулся очень злой. Выходные у него прошли плохо: тетя и дядя постоянно брюзжали. Он жаловался на их узколобость и при этом сослался на их мнение, что хуже развода только убийство. Брак для стариков – это пожизненный союз, ни больше, ни меньше.