Когда ракета догорела, погасла, он сунул в ствол второй патрон, опять вскинул руку и выстрелил. Опять сполох, шипение, треск. Клим сунул ракетницу за пояс, наклонился, набрал пригоршню снега и вытер лицо.

Машинист с помощником смотрели на него.

Пупкович пришел в себя, но все еще ничего не понимал. Зато руки были свободны. Он шел, бряцая браслетом, по узкому проходу тепловоза.

– Кто это? – робким голосом поинтересовался он у машинистов, кивая на Бондарева.

– Наш человек, – сказал машинист, протягивая олигарху портсигар. – Покурите, успокойтесь.

– Не могу, не курю.

– А вы закурите.

– А, да-да… – дрожащими пальцами Родион вытащил из-под резинки сигарету, сунул в рот, но долго не мог прикурить.

Бондарев вытащил из кармана куртки свой мобильник.

– Слышишь? – громким голосом сказал Бондарев. – Тут медицинская помощь нужна, давай сюда врачей, и поскорее. Здесь все тихо.

Сунул телефон в карман и побрел вдоль состава к тому вагону, где находился раненый Николай Раскупляев. Кровь из простреленного насквозь плеча пропитала даже дубленку, да и на голове повязка стала красной от крови. Раскупляев был в сознании. Когда подошел Клим, он поднял пистолет.

– Это я, Коля.

Пистолет упал на колени. На губах Раскупляева появилась улыбка.

– Я знал, что ты придешь. Такие, как ты, не погибают.

– Не болтай, – прикрикнул на него Бондарев, опускаясь рядом на корточки и заглядывая в глаза. – Ты как?

– Нормально, – ответил Николай. – Бывает, наверное, и хуже.

– Бывает, – согласился Бондарев. – Сильно плечо болит?

– Терпимо, – сказал певец. – Пуля кость задела. Чувствую, рукой шевельнуть не могу.

– А ты и не шевели. Сейчас здесь врачи будут.

Раскупляев попытался самостоятельно встать, но Бондарев его удержал.

– Сиди ты уж, находишься еще.

Над составом зависли два вертолета. Ударили прожекторы. Затем вертолеты сели, и вооруженные люди побежали к поезду.

– Подожди, Коля, здесь, – Бондарев вышел и замахал рукой. – Врачей сюда и носилки!

– Не надо носилки, – услышал Бондарев из-за спины и увидел, что певец стоит, держась левой рукой за вагон.

– Твою мать! – сказал Бондарев. – Сидел бы ты лучше, а то сознание потеряешь.

Вид у Раскупляева был воинственный: на шее висел автомат, а из-под брючного ремня торчала массивная рукоятка пистолета с черной звездочкой.

Помощник президента с рацией в одной руке и мобильником в другой, в тех же меховых унтах, в черной дутой куртке с капюшоном, выпрыгнул из вертолета и побежал прямо к Бондареву. Клим стоял рядом с вагоном.

Помощник добежал и остановился как вкопанный в двух шагах от Бондарева.

– Ну, что скажешь? – тихо произнес Клим.

– А что тут скажешь, порядок вроде. Чертов поезд остановился.

– Да, остановился. Я сказал ему «стоп», он и остановился.

– А раньше сказать, Клим Владимирович, не пробовали?

– Пробовал, только он не слышал.

Олигарх выбежал на поле. Он стоял посреди сугроба, размахивая руками, подзывая к себе. Машинист и помощник сидели в кабине тепловоза.

Вскоре появились три бэтээра. Поезд оцепили.

Бондарев поглядывал на часы.

– Давай его в бэтээр, – сказал Клим, обращаясь к помощнику.