Грхаб ткнул мертвого тассита сапогом в бок:

    - Хватит на него глазеть, балам. Пойдем к себе, отдохнем, выпьем пива и успокоим твою женщину. Если она еще жива, - мрачно добавил он.

    - Что с ней могло случиться? - сказал Дженнак, чувствуя, как внезапно похолодело в груди. - Тасситы не добрались до бараков, а этот Орри, который так тебе не по нраву, стерег северный склон холма.

    Однако он торопливо стал спускаться вниз, сопровождаемый ворчаньем Грхаба - мол, и тасситы увертливы, как змеи, и стрел они набросали достаточно, и этот Орри шустрый парень, глаз синице проткнет в темноте… да, шустрый и подозрительный, а Фирата мала, переплюнуть можно, и всяк тут на виду, если только не сидит, как велено, за бревенчатой стеной…

    Вианна там и сидела - не столько с испуга, сколько повинуясь воле своего владыки. Два воина дежурили у входа, третий, постарше, расположился внутри в позе почтения - ладони сложены перед грудью, голова опущена - и тешил дочь Мориссы побасенками, которых всякому ротодайна было известно великое множество. При виде Дженнака и Грхаба он поклонился и исчез; Вианна же, смочив губку, принялась обтирать лицо и забрызганные кровью руки возлюбленного. Похоже, она хотела убедиться, что он цел и невредим.

    Дженнак коснулся губами ее глаз и подмигнул Грхабу:

    - Пива, учитель?

    - Нет.

    - Как нет? Ты же сказал: успокоим твою женщину, - тут Вианна метнула на Грхаба благодарный взгляд, - отдохнем, выпьем пива…

    - Я хотел увести тебя с валов. Вокруг тьма и суета, а ты торчишь у самого факела, словно мишень для стрел. Запомни, балам: ты - светлорожденный, так побереги свои непрожитые дни. А потому не садись спиной ко входу в хоган, избегай толпы и после боя будь там, где положено накому.

    - Это где же? - спросил Дженнак, глазами показывая Виа на кувшин с холодным пивом.

    - Со своими санратами и телохранителями, а не среди воинов. - Грхаб, не выпуская из рук посоха, присел на корточки, сделавшись ростом чуть пониже Вианны. Она поднесла ему полную чашу, и сеннамит, поколебавшись, принял ее.

    - Ну, я выпью… А ты, - толстый палец уставился на Дженнака, - точи клинки!

    После боя Дженнаку хотелось пить; облизнув пересохшие губы, он через силу улыбнулся.

    - Значит, ты, телохранитель, будешь пить, а я, наком, - чистить оружие? Где же справедливость, наставник!

    - Справедливость в том, что мой посох точить не нужно, и в том, что ты - наком, а я - простой воин, и еще в том, что сейчас придут твои санраты - сказать, скольких дерьмодавов мы прикончили и каковы потери.

    - Санраты… Они-то здесь при чем?

    Грхаб шумно отхлебнул хмельного.

    - Придут санраты, - повторил он, - и увидят: наком не пьет, наком не обнимает свою женщину, наком занят делом - чистит свои клинки. Клянусь тремя хвостами Хардара, они удивятся и возрадуются, что у них такой вождь! А ты им скажешь… Что ты им скажешь, балам? - Оторвавшись от чаши, сеннамит уставился на Дженнака. Тот ответил растерянным взглядом.

    - Ты им скажешь так: если в полдень битва, точи меч на рассвете. Хайя!

    Мощная длань Грхаба протянулась к дверному проему, и Дженнак увидел, что небо над восточной стеной Фираты начало сереть.

    * * *

    Утром тасситская орда снялась и откочевала куда-то, скрывшись с глаз, растаяв среди кустарника и травы, - или, быть может, затаилась среди холмов, что обступили маленькую крепость. Воины занялись делом: проводили в Чак Мооль павших, сожгли их тела, закопали прах в южной стене насыпи, посвященной, по обычаю, заступнику Арсолану.