Мы с папой куда-то едем… Домой, наверное, потому что уже вечер, потому что я чувствую неимоверную усталость и очень хочу спать. Но спать нельзя – мы всё едем и едем… Выходим на незнакомой станции из электрички (зачем?) и куда-то идём (куда? к кому?) – незнакомыми (странно знакомыми!) дворами, вслед за людьми.
Одноэтажное приземистое здание (столовая или кафе?) Папа предлагает здесь поужинать, и мне ничего не остаётся, как согласиться (как я могу возражать?). Мы долго стоим в длинной очереди, потом садимся за столик. Нам приносят почему-то не ужин, а обед.
В тарелке у отца что-то заманчивое, кажется блинчики… А у меня, как всегда, суп, с которым я, как всегда, долго ковыряюсь и никак не могу впихнуть его в себя, потому что не хочу. Хочу блинчики и знаю что мне их не видать: суп, и второе – это слишком много, я всегда ем что-нибудь одно. Может, отказаться от супа? И тогда мне тоже принесут – эти похожие на маленькие солнышки, маслено блестящие блинчики с хрустящими ажурными краешками…
– Может, ну его, этот суп? – закинула я удочку. Но папа возразил:
– Не «ну», а доедай. А я пойду пока. Я тебя там подожду. – Прошёл между столиками к выходу и исчез. Да, забыла сказать, денег за обед с нас не потребовали, меню не предложили, что подали, то и ешьте, но … блинчики пахли упоительно вкусно… Как дома.
Значит, ТАМ – кормят? В столовых, бесплатно, всех кто придёт… Вон сколько народу. И странная тишина: все молчат, даже дети…
Покончив наконец с супом (мне принесли овощной, что-то вроде свекольника, а блинчиков так и не дали), я не стала дожидаться второго блюда и, охваченная неясной тревогой, поднялась из-за стола… Моё волнение было не напрасным: у выхода из кафе отца не оказалось. Я огляделась. В кафе было многолюдно, у выхода стояли люди, разговаривали негромко (о чём – я не расслышала). Домой они, похоже, не торопились.
Выйдя из кафе, все шли в одном направлении – вдоль безликого многоэтажного дома, потом сворачивали за угол и исчезали из поля зрения. Мне ничего не оставалось делать, как идти вместе с людским потоком, высматривая среди них отца. Смотреть мешали вечерние сумерки, занавесившие всё вокруг серым туманом. Впрочем, сумерки были с самого начала сна, ещё когда мы ехали в электричке, только сейчас они сгустились, словно облако…
Значит, ТАМ – всегда вечер? И вечные сумерки?
Размышляя – неизвестно о чём – я шла и шла, а впереди и позади меня шли люди. Наверное, они приехали на одной с нами электричке и так же, как мы, отстояли очередь, чтобы поесть. И теперь – идут домой, – думала я. Несмотря на поздний час, людей на улице было много – и пожилых и молодёжи, и детей. Детей вели за руку матери, но были и такие, которые шли одни. Как их отпустили – одних?.. Шли и компаниями, и семьями, весело обсуждая что-то на ходу. Обгоняя взрослых, дети бежали впереди, хохоча и балуясь.
Люди шли и шли – мимо нескончаемо длинного дома (разве бывают такие, дом уже давно должен был кончиться, а он все не кончался…) – и исчезали в серых непроглядных сумерках. Сумерки поглощали людей, их голоса и шаги… Я искала глазами отца – и не находила. Где же он? Он же обещал подождать, сказал: «Я тебя там подожду», а сам взял и ушёл, – с досадой думала я.
Значит, отец меня ждёт – ТАМ! До сих пор меня ждёт, двадцать пять лет ждёт, и мы обязательно встретимся, он никогда меня не обманывал…
Дойдя до конца дома, я свернула за угол – и, к своему ужасу, никого не увидела. Улица утопала в холодном тумане, за которым угадывались дома. Слева неясной массой темнели деревья – то ли парк, то ли лес… Окраина.
Я стояла на незнакомой, неведомо куда ведущей улице – одна. |