Через несколько минут Оуэн поворачивается к Лиз:

— Я принимаю заявки.

— Оуэн, это действительно милое предложение, но вся штука в том… — Лиз делает паузу. — …что я не люблю насвистывание.

Оуэн смеется:

— Но я насвистываю уже десять минут. Почему ты ничего не сказала?

— Ну, я уже превратилась в человека, который заставил другого человека мыть посуду; я не хотела еще быть человеком, который заставил мыть посуду и не давал свистеть.

— Может, ты бы предпочла, чтобы я напевал?

— Насвистывания достаточно, — говорит Лиз.

— Эй, я просто пытаюсь тебя развлечь, — снова смеется Оуэн. Через секунду Лиз присоединяется к нему. Несмотря на то, что ничего особо смешного сказано не было, Лиз и Оуэн находят, что они не могут прекратить смеяться. Лиз прекращает вытирать посуду и садится. Прошло уже много времени с тех пор, как Лиз смеялась таким образом. Она пытается вспомнить последний раз.

За неделю до того, как Лиз умерла, они с Зоуи примеряли свитера в торговом центре. Изучая свое отражение в зеркале примерочной, Лиз сказала Зоуи: «Мои груди выглядят как вигвамы». Зоуи возразила: «Если твои — вигвамы, то мои — это вигвамы, куда пришли ковбои и сожгли их». По какой-то причине это наблюдение показалось обеим девочкам ужасно смешным. Они смеялись так долго и громко, что продавец вынужден был подойти и спросить, нужна ли им помощь.

Это было в марте, сейчас стоял ноябрь. Неужели действительно прошло уже восемь месяцев с тех пор, как Лиз так смеялась?

— Что не так? — спрашивает Оуэн.

— Я думала о том, как много времени прошло с тех пор, когда я смеялась как сейчас, — произносит Лиз. — Это было, когда я была еще жива. Я была с моей лучшей подругой Зоуи. И знаешь, это ведь даже не было чем-то особенно смешным?

Оуэн кивает:

— Такой и бывает лучший смех.

Он моет последнюю тарелку и отдает ее Лиз вытереть. Потом выключает воду и возвращает свое кольцо на палец.

— Я полагаю, что немного тоскую по дому, — признается Лиз, — но это худший вид тоски, потому что я никогда не смогу вернуться или увидеть их снова.

— Это случается не только с людьми на Другой стороне, Лиз, — говорит Оуэн. — Даже на Земле сложно возвращаться к тем же самым местам или людям. Ты отворачиваешься, всего на мгновение, и когда поворачиваешься обратно — все меняется.

Лиз кивает:

— Я пытаюсь не думать об этом, но иногда это все бьет под дых. Ух! И я вспоминаю. Я умерла.

— Тебе следует знать, что ты справляешься действительноочень хорошо, Лиз, — произносит Оуэн. — Когда я впервые попал на Другую сторону, я был довольно сильно зависим от СП в течении целого года.

— Это случилось со мной тоже, — говорит Лиз, — но сейчас мне лучше.

— У всех такое, на самом деле. Это называется синдром наблюдателя, и некоторые люди никогда не могут покончить с ним.

Неожиданно Оуэн смотрит на свои часы. Уже девять тридцать, а СП закрываются в десять.

— Мне жаль, что приходится быть таким грубым, — произносит Оуэн, — но мне надо бежать. Каждый четверг вечером я хожу посмотреть на свою жену Эмили.

— Я знаю, — говорит Лиз. — Какое-то время назад я сидела рядом с тобой на СП и спросила, на кого ты смотришь.

В глубинах своей памяти Оуэн смутно припоминает изнуренную девочку с грязными волосами и в поношенной пижаме.