|
Настечка… Надо быть очень сильным и очень уверенным в себе человеком, чтобы Селиверстову называть Ксенечкой. И вообще — быть с ней. Говорят, Ксения целый год танцевала в балете «Лидо» или в «Крейзи хорз». Охотно верится — Ксения из тех супердив, коих видишь на обложках модных журналов. Так что же, он жалеет? Хм. Сложность… Если честно, если душу наизнанку, то Ксения вызывает у него желание. А что тут такого? Надо быть бесполым, как Локи, чтобы не хотеть ее… Но если он женится, то на Настечке. Согласна ли она? Ну, об этом надо спросить саму Настечку… Спросить? Эдик вздохнул. Он не понимал, почему Настечка с ним. Версию о ее влюбленности он гнал от себя, не верил, что такой девушке, как Анастасия, может понравиться простой инспектор СОП — принцессы идут замуж за пастухов только в сказках, наяву же они составляют пары с их высочествами… Но вообще-то кто их знает, этих принцесс?..
Поев, он собрался поискать Настю, но Кленин окликнул его из кессона: — А ты чего не собираешься? — Куда? — удивился Эдик. — Здрассте! Сегодня наша очередь! — А-а… Я и забыл! Это все Настя виновата, улыбнулся Эдик. Заморочила голову… Вчера Васька лед таскал с Сароняном и этим… сайгонцем. А после них они должны идти — с Клениным и Моховым. Профессор Мохов, с волосами, как из олова, уже в вакуум-скафандре, помахал капитану силикетовой перчаткой. — Я щас! Эдик быстро упаковался в свой боевой скафандр — привычный, «растоптанный», как старые шлепанцы. Настя выглянула из Ксенькиной каюты и помахала ему. Эдик изобразил что-то вроде воздушного поцелуя. Профессор и карго уже ждали его в кессоне. Эдик задвинул за собой внутренний люк — замигала красная лампочка. — Покрепче прихлопни! — посоветовал Кленин. Эдик приоткрыл и с силой закатил крышку люка. Чмокнула блокировка, и лампочка погасла. Кленин откатил внешний. Пыльцой замерцали на свету кристаллики смерзшегося воздуха, и Солнце резко очертило тени на борту. Близился моанский полдень. Эдик подхватил ручной лазер и вышел первым. Кленин с профессором поволокли сани из титанового листа. Тропу уже порядком натоптали. Видно было, как дорожка — серая на черном — заворачивала за кратер, утыканная, как трасса слалома, тонкими вешками. На куполовидной горке Свартбаккен (как ее окрестила Хильдур Йенсен) трое в скафандрах поклонялись башенке пеленгатора. «Черную горку» признали самой удобной возвышенностью в Плоской долине (Васино авторство). Передатчик так и не собрали — не из чего было. По-всякому мудрили, но разобрать гель-кристаллический проц или нейтринный чипсет на запчасти — это примерно то же самое, что побрить тупым кухонным ножом реснички на инфузории-туфельке… Ну, хоть пеленгатор будет. — А ты фидер подключил, балда? — слышалось в наушниках. — Сам балда… А это что, по-твоему?! Мой… этот самый? — А похож! Такой же серебристый, кольчатый… — Допросишься… Ты тесты прогнал?! Водовозы ушли в тень кратера, и голоса затихли. — Слышь, кэп, — негромко позвал Кленин. — М-м? — А мы вообще сколько сможем продержаться? Эдик помолчал. — Теоретически… — затянул он. — Пока не иссякнет ресурс реактора. А… — Это сколько? — перебил Кленин. — Ну, примерно? — Полгода, — ответил за Эдика Мохов, — плюс-минус месяц. — Да, — сказал Эдик, — а практически… — Можешь не продолжать. |
