Это же меня повысили, а не ее.
23
Март 2000 года
«Зачистка» архивов СЭПО – а это надо было сделать, пока до них не докопался кто‑нибудь из интеллектуалов‑правдоискателей, – стала одной из самых крупных акций в истории шведской тайной полиции и прекрасной иллюстрацией того обстоятельства, что добросовестная полицейская работа сама по себе является наградой. Неважно, что работа по созданию этих архивов и «зачистка» находились в определенном противоречии.
Ясно, что попросту уничтожить все или хотя бы большую часть актов на «неблагонадежных» граждан было невозможно, – это вряд ли способствовало бы улучшению репутации полиции безопасности. Но определенных лиц следовало вывести из‑под контроля грядущих «комиссий правды». Прежде всего речь шла об осведомителях, работающих на СЭПО долгие годы. Несколько тысяч человек, то и дело появляющихся в разных обличьях, с разными именами, кличками и кодами. Их имена встречались, как правило, не в одной, а в нескольких базах данных, и замести следы было практически невозможно.
Первое неприятное открытие сделал комиссар Викландер, начальник следственной группы, вошедшей в так называемый «свободный ресурс» Юханссона. Юханссон создал объединенную следственно‑наблюдательную группу для борьбы с супостатами, которые ни с того ни с сего могут начать угрожать государственной безопасности. Юханссон знал Викландера с тех пор, когда тот временно замещал начальника государственной криминальной полиции, и, как только утвердился в своем новом кресле, тут же с ним связался. Викландер был одним из лучших служак, с кем Юханссон сталкивался за его длинную полицейскую карьеру. Почти настолько же компетентен, насколько он сам был в этом возрасте, и настолько же немногословен. И уже через месяц работы Викландер попросил о конфиденциальной встрече.
– Помнит ли шеф инцидент в западногерманском посольстве? – спросил он.
– Садись, – кивнул Викландер на стул для посетителей.
Еще бы мне не помнить! – подумал он. Воспоминания были, мягко говоря, неоднозначными.
Собственно говоря, Викландер начал знакомиться с материалами по захвату западногерманского посольства 24 апреля 1975 года совершенно случайно. В одном из полицейских регистров захват посольства фигурировал как «двойное убийство», поскольку были убиты военный и торговый атташе. Эпизод этот быстро стал уголовной историей и не потребовал решительных юридических мер.
Поскольку срок давности для преступлений, связанных с убийством, составлял двадцать пять лет, а на дворе был уже март 2000 года, захват посольства был внесен в компьютерную базу преступлений, подлежащих скорому захоронению в госархиве. «Последние судороги», как говорили в полиции, когда заходила речь о преступлениях с истекающим сроком давности.
– Я там не был, я еще учился, но помню, как мы с ребятами сидели у телевизоров, словно приклеенные. – Викландер улыбнулся и покачал головой.
И я там не был, с горечью подумал Юханссон, вовсе не собираясь рассказывать о причинах своего огорчения коллеге Викландеру.
– Слушаю, – произнес он и откинулся в большом удобном кресле.
Дело о захвате посольства по‑прежнему находилось на контроле, потому что оставались вопросы, на которые необходимо было ответить, прежде чем похоронить его навсегда. Формально следствие все еще считалось открытым. Само собой, за прошедшие двадцать лет никто о нем и не вспоминал, но протоколы регистрации событий далеко не всегда логически связаны с количеством труда, затраченного на расследование того или иного преступления. Это знали все.
– Дело, насколько я понимаю, до сих пор находится на контроле, поскольку мы практически уверены, что у террористов были сообщники. |