|
Это казалось наиболее подходящим местом, чтобы внести туда и свою скромную лепту, и этим я и занялся.
Торговец снова умолк на мгновение, и, как я теперь понимал, эта манера означала, что в следующей части его повествования все откроется.
— Однако, — продолжил он, когда миновал миг драматического молчания, — не успел я даже толком начать, как откуда-то поблизости меня окликнул новый голос.
«Я был бы вам весьма признателен, — сказал этот новый голос, — если бы вы смогли найти другое место для отправления ваших естественных потребностей».
Торговец всплеснул руками, словно был в этот миг так же изумлен, как тогда, когда впервые услышал таинственный голос.
— И тут, — снова возобновил он рассказ, — я понял, что голос этот исходит не откуда-то со стороны, не от фиговых деревьев или еще откуда-нибудь сверху, но прямо у меня из-под ног, из того самого места, где я собрался было удобрить почву.
Можете себе представить мое изумление при этом новом открытии. Удивление мое было столь велико, что я совершенно забыл про беспокоивший меня желудок. И оно возросло десятикратно, когда я отступил на шаг от гниющей кучи и, присмотревшись, увидел пару темно-карих глаз, глядящих на меня из листьев и сора.
При этих словах Шрам вовсе перестал пилить, уставился на торговца и смог снова взяться за дело лишь после нескольких пинков от своего коллеги.
— Продолжай, прошу тебя, — обратился к рассказчику Кинжал, — ты уже заставил нас окончательно проснуться.
Счастливый Синдбад кивнул, собственный рассказ до того увлек его, что он и помыслить не мог ни о чем ином, кроме как довести повествование до конца.
— Я немедленно поприветствовал это несчастное создание и спросил его, как он оказался погребенным под компостом.
«Увы, если бы это было так! — возвестил открывшийся под глазами рот. — Боюсь, что я не похоронен под ним, ибо это я сам и стал компостом!»
«На какое же магическое существо я опять набрел?» — вскричал я в ответ.
«Во мне нет магии, кроме той, что я нашел в этой проклятой долине, — ответил рот. — Ибо я был некогда человеком, как и ты, пока не начал есть фиги».
Мужественный Синдбад умолк на миг и обхватил живот, прежде чем продолжить.
«Фиги?» — переспросил я, и неприятные ощущения в моем желудке проснулись с новой силой.
«Да, — ответил голос, словно вознамерившись подтвердить худшие из моих опасений, — много, много фиг, потому что, съев одну, ты чувствуешь, что должен съесть их все! — Тут тихий голос возвысился в отчаянии. — Теперь ты видишь, к чему привело меня обжорство!»
«Ты съел очень много фиг?» — спросил я, надеясь в глубине души, что «очень много» — не значит «семь».
«Конечно, — ответил мне голос из кучи, — сначала я съел всего несколько. Но в этом гибельном месте больше нечего есть. — Несчастное создание умолкло и издало тихий стон. — И, увы, к своему великому несчастью, выяснилось, что диета, состоящая из одних лишь фиг, невероятно убыстряет пищеварение».
Я кивнул в ответ на замечание существа, поскольку ощущал это самое убыстрение на себе.
«И вскоре, — продолжал голос, — оказалось, что я ем все больше и больше, чтобы возместить то, что из меня выходило, и что все это выходит все быстрее и быстрее, так что фиги проскакивали через мой организм скорее, чем я успевал поедать их. И в то же самое время я почувствовал, что тело мое как-то размягчается, а мышцы слабеют. И чем больше я ел, тем мягче становился! — Тут голос умолк, вместо слов раздались громкие, мучительные рыдания. |