У тебя есть мангровые рощи, болота Эверглейдс и Атлантический, мать его ети, океан. Чего тебе еще? Шмальнуть им в кумпол, а остальное доделают акулы, крокодилы и крабы. Чё тут сложного?
Но ставки высоки: чуть что не так – и до конца дней окажешься в рейфордской тюрьме. В камере с черномазым педрилой, здоровенным, как шкаф. И он будет драть тебя в тощее очко, пока не начнешь ходить, как Джулия Робертс.
И потом, стрельба – это шумно. Да еще Эди заартачится, как пить дать. Пришить заодно и ее – невыгодно, потому что: а) на всех патронов не хватит, б) без нее не обналичить страховой чек. Черт!
– В чем дело? – Эди перекрикивала музыку.
Щелкунчик саркастически дернул ртом. Я дьявольски устал, думал он. Мне бы чуть поспать, и все станет ясно, составится новый план.
Одноглазый стал подпевать Ребе. Щелкунчик смерил его ледяным взглядом. Откуда он узнал про полицейшу? Руки Щелкунчика слегка подрагивали, во рту вкус – будто пеплу нажрался. Что, если та сука взяла и загнулась? Но успела рассмотреть и его, и джип? Значит, уже передали по ящику и все флоридские копы открыли на него охоту?
Выбрось это из головы, приказал себе Щелкунчик, думай о хорошем. Впервые за все время утихло раздробленное колено. Вот и радуйся.
Девка на заднем сиденье стала подтягивать своему психованному спутнику. Слова пропускала, но голос приятный.
Эди барабанила пальцами по рулю – любительский хор явно ее раздражал. Вытерпев минуты три, она ткнула на плейере кнопку «стоп».
Реба смолкла, подпевалы тоже.
Щелкунчик объявил, что следующим выступает Трэвис Тритт.
– Нет уж, избавь, – сказала Эди.
– Твое какое дело?
Заговорила девушка с заднего сиденья:
– Меня зовут Бонни. Это губернатор. Он предпочитает, чтобы его называли «капитаном».
– Можно «Сцинк», – сказал одноглазый. – И я убить готов за братьев Оллман.
Щелкунчик спросил, чего им надо, зачем шастали у дома Торреса.
– Тебя искали, – ответил человек, назвавшийся Сцинком.
– Зачем это?
– Услуга товарищу. Ты его не знаешь.
– Чушь какая-то! – сказала Эди.
В багажном отсеке что-то заерзало, послышался слабый дрожащий стон.
– А вас как зовут? – спросила Бонни и увидела в зеркале, как Эди изумленно закатила глаза.
– Два рехнувшихся идиота, – сказал Щелкунчик.
– Я просто хотела узнать, как к вам обращаться, – объяснила Бонни.
– Я – Фарра Фосетт, – представилась Эди и кивнула на Щелкунчика: – Он – Райан О'Нил.
Бонни растерянно отвернулась к окну:
– Не хотите – не надо.
На плечо Эди опустилась теплая рука.
– Как бы вас ни звали, – проникновенно сказал Сцинк, – вы поистине славная парочка.
– Да пошел ты! – Щелкунчик перегнулся через сиденье и упер ствол револьвера в морщинистую щеку человека. – Думаешь, очко сыграет выстрелить?
Сцинк невозмутимо оттолкнул револьвер и, откинувшись на спинку, скрестил на груди руки. Его бесстрашие смутило Эди Марш. Щелкунчик велел при первой возможности съехать с трассы. Ему хотелось в туалет.
Бонни еще никогда не похищали под дулом пистолета, но она испугалась меньше, чем должна бы. Неожиданное самообладание она объясняла своей готовностью к авантюре и невероятно самоуверенным видом губернатора. Бонни слепо верила: Сцинк не допустит, чтобы косорылый угонщик причинил им вред. Дерганый парень с пистолетом нервировал, но в присутствии еще одной женщины казался почему-то не очень опасным. Та не походила на глупую шалаву из трейлерного парка – было видно, что она совсем непроста и не особенно боится вооруженного дурня. |