| Разноразмерные буквы начинали налезать друг на друга, где-то превращаясь в замысловатые закорючки и фигурки... — С письмом уже поработали наши ученые, — продолжил Сталин, видя затруднение наркома. — По их мнению, Лавр, этот Завалов настоящий гений. Он пишет о таких вещах, что я вновь и вновь начинаю вспоминать учебы в семинарии..., — Сталин медленно шел вокруг стола, приближаясь к второй коробке. — Что, товарищ Берия, не ожидал, что даже товарищ Сталин иногда думает о Боге?! — тяжелый взгляд прищуренных глаз был направлен прямо на него. — Понимаешь, Лавр, этот полунемец пишет, что мы можем выращивать людей, — руки наркома, сжимавшие последний листок с более или менее понятным почерком, дрогнули. — Как цветы в горшке... Это конечно, похоже на бред, но эксперты говорят, что он описал все очень правдоподобно, — его взгляд на какие-то доли секунды погас, но потом вновь вспыхнул еще ярче прежнего. — Знаешь, Лавр, когда я впервые увидел, что нам может дать этот Лес... я обрадовался. Меня поразили потрясающие возможности лечение болезней, ран, огромные урожаю зерна. Это все было просто невероятным подарком нашей стране в такой час! Но сейчас... я начинаю думать, что лучше бы этого ничего не было. — Почему Коба? — тихий голос заставил вздрогнуть уже самого вождя, неожиданно затолкнувшему на несколько минут. — Почему? — Они же нас растопчут, — Сталин уже не говорил, он шептал. — Едва они узнают, что есть у нас, то Гитлер станет для них лучшим другом, братом, отцом... Понимаешь?! Нас раздавят, как таракана, которого загнали в угол! Может... забыть обо всем этом? Нет человека и нет проблемы... Берия с силой провел по голове рукой, словно проверяя на месте ли она. — Поздно, Коба, уже слишком поздно, — он буквально физически ощущал, как у собеседника схватывает сердце. — Среди привлеченного персонала уже давно распространяются многочисленные слухи о нашем объекте. Пока это все на уровне домыслов: кто-то что-то видел, где-то слышал... Болтают о жутких опытах, которые наркомат проводит над арестованными... Надо что-то делать. Это только начало. С каждым днем эти домыслы будут принимать все более фантастическую форму. Им всем нужно что-то скормить, пока мы не будем готовы... — Опять про сочувствующих? — Сталин принял окончательно решение идти до конца. — Маленков же съел и не поморщился. Остальные тоже поверят! Главное, как это все обставить. — Подумаем, товарищ Сталин, — закивал головой Берия, видя что разговор становиться все более конкретным. — Организуем слив сведений через наших агентов. Подберем пару товарищей из сочувствующих... Наградим орденами, в Правде появятся несколько статей о бывших соотечественниках, которые изъявили желание помощь своей бывшей родине. 104 Отступление 47. Реальная история. Особый московский клинический госпиталь. Возле черного хода, стоя на пронизывающем майском ветру, курило двое врачей. По мрачному каменному козырьку хлестали капли дождя, однако идти внутрь совсем не хотелось. — Поганый день! — выдохнул клубы дыма один. — Хлещет с самого утра. — Тьфу! — сплюнул второй. — Как с цепи сегодня все сорвались. Везут и везут..., — его рука, с зажатой сигаретой, дрожала. — Слушал, опять второй блок перекрыли? — вдруг оживился первый. — Третий раз за месяц! Пускают только по пропускам. Хрен пойми! Места и так мало! — Слышал, — равнодушным тоном протянул второй, давая понять что для него это совсем не новость, а так давно известный факт. — Врачей там новых привезли... Из бывших они, графья там, да бароны. — Кто? Бывшие? — с удивлением спросил первый. — Ты что, откуда? Григорич говорил, там снова кого-то положили. — Пальцы с сигаретой ткнули в замшелый потолок. — Подлечат, подлатают и обратно все откроют. |
