Мария принесла самодельную карту северов, отчертила кружками дома, подлежащие ремонту. И сказала:

— Все работы надо закончить к осени.

— А кто будет финансировать? — спросил Борис. — Ведь тут, как я полагаю, нужны немалые деньги.

Мария весело доложила:

— На два дома я дам из своих скромных сбережений, три дома оплатит Елизавета Михайловна из денег от продажи яблок, а на остальные нам обещал дать наш местный олигарх Денис Козлов.

Борис прикинул объём работ, сжатые сроки и, обращаясь к Марии, проговорил:

— По четыре казака на каждый дом — сорок человек нужно.

Елизавета достала из кармана куртки список жителей станицы, — она была депутатом местного совета, — согласилась:

— Я тоже думаю — по четыре. Люди у нас обнищали до крайности, особенно многосемейные, поддержать их надо. А казаки работящие. Вот они…

И Елизавета Михайловна карандашом стала помечать дома, где живут не занятые ни на каких работах казаки.

— У них и ребята взрослые есть — помогать будут, а кроме того, я из своей бригады крепких хлопцев два десятка пришлю. Им надо растолковать, внушить важность дела, и они вместе с казаками дворцы построят. И одновременно огороды засевать надо. Весна ведь.

Елизавета поднялась и на прощание сказала:

— Через два-три дня сообщите своё решение, согласны ли? Если согласитесь, мы вам деньги выделим.

Борис заметил, что женщина ждёт ребёнка. Может быть, оттого она вся светилась и радовалась жизни. Как физиолог, Простаков знал: ожиданию ребёнка сопутствует энергия, которую женщина не осознаёт, но которая светится у неё на лице, сообщает всему, что она делает, животворную силу и уверенность. Рождение новой жизни — процесс, до конца не познанный и божественный; именно поэтому женщины, подарившие миру моё поколение, — а они рожали по десять-четырнадцать детей, — жили долго и сходили в могилу с библейским спокойствием и просветлением, с сознанием выполненного завещанного им от природы долга.

Со списком казаков и картой, на которой были нанесены все дома северов, Борис направился к Станиславу Камышонку, с ним он коротко сошёлся на строительстве храма и даже, можно сказать, подружился. Елизаветы дома не было, и Борис сразу подступился к делу. Разложил на столе карту. Станислав, завидев её, воскликнул:

— Я же её и рисовал! Вот у этих трёх домов есть хозяева, они живут в городе и будут рады, если мы им предложим хотя бы небольшую сумму, остальные дома бесхозные, и документы на них мы запросто оформим в конторе у Тихона Щербатого.

Станислав обрадовался подвернувшемуся серьёзному подряду. К Вячеславу Кузнецову он уже не ходил, — там идут отделочные работы и скоро начнётся установка купола; трудятся в основном художники да мастера, приглашённые из Ростова; хотел было пойти к Павлу Ивановичу Крапивину, председателю колхоза, но там рабочих хватало, и подряд с десятью домами пришёлся как нельзя кстати.

Камышонок был здоров, весел, — он с того дня, когда Гурьян запретил водку, в рот и капли не брал и сильно удивлялся тому, что тяги к этому зелью у него не было, и сейчас отмени свой запрет дед Гурьян, и казаки снова бы стали пить кругом, он бы и в этом случае не притронулся к рюмке — так легко отошла, отлетела от него эта зараза. Не знал Станислав Камышонок, и мало кто знает, что в организме пьющего человека, даже отпетого пьяницы, никакой тяги к спиртному нет; наоборот, организм сопротивляется вторжению этой гадости, а если человеку все-таки хочется выпить, и желание это порой кажется неодолимым, то это от того, что в голове его сидит мысль: надо выпить! Каждодневные возлияния сделали эту мысль привычной, постоянной, и человеку кажется, что без спиртного ему обойтись нельзя.