— Бедняжка Харриет, не переживай, — сказала Каролина. — Мы найдем тебе мужа, и тогда ты забудешь всю эту муторную жизнь.

— Ну, он должен быть слепым на оба глаза, хромым и уж настолько негодным, что никто другой не примет его предложение, — сказала Харриет. Каролина собралась ей возразить, но Харриет вскочила на ноги и воскликнула:

— Смотри! Смотри, кто-то едет по дороге! Каролина торопливо повернулась к окну.

— Я вижу только грума, — разочарованно сказала она. Почему-то на мгновение у нее мелькнула надежда увидеть совершенно другого человека.

— Это грум, — согласилась Харриет, — но взгляни на его ливрею.

— Фиолетовая с алым кантом, — сказала Каролина. — Это что, цвета Брикона?

— Совершенно верно, — ответила Харриет. — Грум направляется сюда. Смотри сама.

Девушки наблюдали, как грум спешился, привязал коня и по дорожке прошел к дому с письмом в руке. Харриет бросилась вниз. Она вернулась, запыхавшись, и протянула письмо Каролине.

— Это тебе, — сказала она.

Каролина взглянула на письмо и медленно — оттого, что пальцы ее дрожали — открыла конверт. Она быстро прочитала написанное и обняла Харриет.

— Ее милость примет меня! — воскликнула она. — Она примет меня завтра в три часа. Харриет, первый шаг сделан! Занавес поднимается; начинается самое захватывающее и волнующее действие!

В эту ночь Каролина была слишком возбуждена и почти не спала. Даже если бы ее не лишали сна собственные мысли, ей не дало бы заснуть беспокойство за Харриет.

Было ясно, что дома жизнь девушки была сплошным мучением. Она была права, когда сказала, что вызывает у отца раздражение, ибо ни на минуту он не прекращал своих придирок и попреков.

Обед, который состоял из простых, но хорошо приготовленных блюд, понравился Каролине. Викарий же, хотя и съел все, что перед ним стояло, и запил несколькими пинтами кларета, все время жаловался.

— Прошу простить меня, мисс Фрай, — повторил он не раз. — Вы видите перед собой человека, о котором никто не заботится. Бедная моя жена покинула меня — на то Божья воля; но я надеялся, что моя дочь, мое единственное дитя, хоть как-то попытается занять ее место! Однако у Харриет нет ни старания, ни чувства, да и хозяйка из нее никудышная. Так что мне суждено — я ведь понимаю, что ни один человек, находясь в здравом уме, не сделает ей предложение — терпеть ее у себя на шее до самой смерти.

Каролину подмывало швырнуть в него тарелкой и высказать все, что она о нем думает — для Харриет его непрерывное брюзжание было равносильно тяжкому наказанию. Вместо этого она скромно опустила глаза и выразила надежду, что с возрастом Харриет исправится, а она, Каролина, постарается ей в этом помочь.

Нелегко было Каролине, привыкшей свободно выражать свое мнение по любому поводу, сдерживать себя, но она без обиняков высказала все, что думает, когда они с Харриет отправились наверх укладываться спать.

— Он что, всегда так тебя пугает? — сердито спросила она.

— Кто, папа? — переспросила Харриет. — О, при тебе он гораздо вежливее. Часто мне достаются пощечины, а однажды он бросил прямо в меня блюдо с тушеным угрем. Я ужасно обожгла руки, и следы от ожогов не проходили несколько недель.

— Он жестокий человек, — заявила Каролина. — Я что-нибудь для тебя придумаю, Харриет, но сначала я должна спасти лорда Брикона.