— Продолжай.
— Когда я была маленькой, лорд Брикон — близкие зовут его Вейном — учился в Итоне, а затем — в Оксфорде. Все в округе любили его, хоть и видели только на каникулах, Папа тоже его любил и часто говорил, что у него приятные манеры, что он прекрасно держится на лошади и что он отличный охотник. Все надеялись, что, повзрослев, он возьмет все в свои руки, но потом… словом, потом он изменился.
— Изменился? — переспросила Каролина. — Каким образом?
— Это трудно объяснить, — ответила Харриет. — Понимаешь, меня редко приглашают в Бриконский замок с тех пор, как я окончила пансион; папа сердится, но с какой стати им меня приглашать? Я слишком молода, чтобы дружить с лордом Бриконом, да и потом, у него много своих друзей, у которых поистине нет ничего общего с дочерью местного викария, — а леди Брикон прикована к постели. Она никогда не покидает своей спальни.
— Я этого не знала! — воскликнула Каролина.
— Разве я тебе не говорила? — удивилась Харриет. — Наверное, мне это не пришло в голову. Она болеет уже много лет, никогда не выходит и никого не принимает. Она просто лежит в своей комнате в окружении книг и птиц. Это единственное, что ее интересует, кроме сына. Его она обожает.
— Ты начала говорить, что он изменился, — напомнила Каролина. — Продолжай, Харриет.
— Это трудно выразить словами, — сказала Харриет, сдвигая брови. — Все говорят об этом так или иначе, но невозможно сказать ничего определенного, если ты понимаешь, что я имею в виду. Это изменение началось после того, как ему исполнилось двадцать пять лет, и он вступил во владение своими поместьями и состоянием, — до того все было под управлением опекунов; я не знаю, кто входил в их число, но папа мог бы тебе ответить.
— Это неважно, — пробормотала Каролина.
— В двадцать пять лет лорд Брикон стал полновластным хозяином, — продолжала Харриет. — С этого времени, как говорят, его словно подменили. Он стал необузданным, отчаянным гулякой. Вечно рисковал своей жизнью самым дурацким образом. Например, как-то ночью устроил скачки с препятствиями с завязанными глазами. Маршрут начинался в парке, затем — вдоль берега реки и по пустырю — милях в пяти от дороги. Там очень неровная земля и есть каменоломни. Папа говорил, это чудо, что никто не убился, хотя один всадник повредил себе спину, а второй сломал ключицу.
— Что он еще вытворил? — продолжала выпытывать Каролина.
— Нечто такое, о чем отец никогда не упоминает в моем присутствии. Зато я слышала, что он завел себе странных друзей, — сказала Харриет. — В замке появились люди, каких прежде никогда туда не приглашали. Среди них оказались не только лондонские кутилы, но и мужчины и женщины не нашего круга. По-моему, как-то раз папа выразил протест лорду Брикону, когда в замке гуляли всю ночь с субботы до полудня воскресенья, в то время как жители деревни шли в церковь. Не знаю, что произошло, папа никогда не говорил об этом, — так он рассердился, но, кажется, лорд Брикон повел себя очень высокомерно и велел не лезть не в свое дело. Во всяком случае, после этого папа всегда был настроен против лорда Брикона и говорил, что тот плохо кончит, что, в конце концов, сломает себе шею или попадет в тюрьму.
Каролина не удержалась от восклицания.
— И в деревне о нем говорят всякое, — продолжала Харриет. — Мне приходится это слышать, поскольку я — дочь священника. Старики качают головами и явно обеспокоены. Ты же знаешь, когда люди всю жизнь провели в поместье, то продолжают ощущать себя членами одной семьи. |