«А не так уж она некрасива, как кажется с первого взгляда, — удивленно подумал Брейд. — Конечно, ни высокой, ни стройной ее не назовешь и стандартам Голливуда она не соответствует. Но у нее длинные ресницы, хорошая форма рта, а кожа рук приятного теплого цвета и шелковистая. Зачем обязательно предполагать, что Ральф вынужден был довольствоваться ею по каким-то сложным соображениям? Почему не допустить, что в основе их связи лежало простое взаимное влечение?»

Брейд сказал:

— Я не знал, что Ральф давал кому-нибудь ключ от своей двери. Разумеется, я понимаю, что для вас он мог сделать исключение.

У Роберты сделался несчастный вид.

Брейд продолжал:

— Были какие-то особые причины, почему он дал вам ключ? — Он помедлил и добавил более мягко: — При обычных обстоятельствах я не стал бы в это вмешиваться, но ведь положение необычное.

Роберта быстрым движением руки откинула волосы со лба и подняла глаза на Брейда:

— Я знаю, о чем вы думаете, профессор. Мне нет смысла скрывать. Мы иногда встречались с ним здесь… после занятий. С собственным ключом я могла приходить сюда одна.

— Чтобы никто ничего не знал? Если бы вы приходили вдвоем, было бы заметней?

— Да.

Брейд почувствовал, что его охватывает смущение, но он резко и неожиданно бросил следующий вопрос — пусть он шокирует девушку, но необходимо ее заставить говорить правду:

— Вы беременны?

Веки Роберты заметно дрогнули, и она опустила глаза.

— Нет. (Она не рассердилась и не оскорбилась. Просто сказала «нет».)

— Вы уверены?

— Абсолютно уверена.

— Хорошо, Роберта. Не будем больше об этом говорить. Я спросил только потому…

Он внезапно остановился. Не мог же он объяснить ей, что на минуту представил, будто она не вовремя и неожиданно для Ральфа забеременела и вызвала у юноши ненависть своими просьбами вступить в благопристойное супружество. Представил ее оскорбленной предательством и ядовитыми, колкими попреками, на которые Ральф был великий мастер. Оскорбленной смертельно.

Но оказывается, она не беременна — или по крайней мере утверждает, что нет. В глубине души он все еще не отвергал такую возможность.

Он вяло закончил:

— Я спросил только потому, что подумал: вдруг между вами произошло что-нибудь… м-м… неожиданное. Тогда можно было бы объяснить рассеянность Ральфа и понять, почему случилось несчастье. Но поверьте мне, я понимаю, как вы расстроены. Почему бы вам не взять отпуск на неделю или на то время, что вам потребуется? На семинаре мы без вас обойдемся. Я найду, кем вас заменить. А когда самое тяжелое время пройдет…

Роберта покачала головой:

— Спасибо, профессор, но я буду ходить на занятия. Дома мне хуже.

Она поднялась и взяла сумочку под мышку. Подойдя к дверям, она остановилась, чтобы отпереть замок, и тут Брейда осенила новая идея.

— Подождите, Роберта.

Она ждала, не оборачиваясь. Брейд тоже медлил, чувствуя себя дураком и не зная, как лучше спросить.

— Я надеюсь, — сказал он, — вы не рассердитесь, если я задам вам один интимный вопрос?

— Более интимный, чем прежние, профессор?

Брейд откашлялся:

— Может быть. Понимаете, у меня есть на то свои причины. Ну хорошо, дело вот в чем: у вас не было никаких осложнений с профессором Фостером?

Тут она обернулась:

— Осложнений? — Брови ее поднялись, и голос звучал изумленно.

Брейд с отвращением подумал: «А, к черту, надо спросить прямо!»

Он сказал:

— Грубо говоря, профессор Фостер к вам не приставал?

— Какой же это интимный вопрос? — удивилась Роберта.